Репликанты

Денис сидел, понурив голову, на лавочке возле подъезда одного из многочисленных домов на окраине Москвы. Шумели листья на деревьях, гонимые легким сентябрьским ветерком, шумели дети на площадке – бегали, прыгали, лазили по турникам и спускались с горки. Только парень этого и не замечал – он был весь в себе, погруженный в свои собственный мысли и переживания.
В последнее время Дениса все чаще беспокоили жуткие головные боли. Конечно, изначально он не обращал на них внимания – головные боли у него порой случались – то давление подскочит, то просто устанет. Потом появилась тошнота, но на нее Денис тоже не особо обращал внимания – пенял на некачественную пищу. Мать пыталась уговорить упрямого сына пойти к врачу, на парень только отнекивался, шутливо прижимая мать к широкой груди, отчего та только охала и шутливо отбивалась.
Денис очень любил мать – единственного близкого человека в этом мире. Отец умер рано, когда парню было всего лишь пять лет. Детские воспоминания об отце стерлись из памяти за прошедшие двадцать лет, остался только образ огромного светловолосого мужчины с рыжеватыми усами, который, громко смеясь, подхватывал маленького Дениса и кружил того, пока мальчишка не начинал заливисто хохотать.
А потом внезапно отца не стало.
Лицо матери, доселе всегда светившееся нежностью и любовью, посерело, а некогда лучистые и светлые глаза – померкли. Сначала на вопросы мальчика, где же папа, мать отвечала, что он уехал и скоро вернется, пока вопросы не стали задаваться все реже и реже. И вот тогда она пригласила сына в свою комнату и впервые поговорила с ним как со взрослым мужчиной. Рассказала всю правду, не таясь, излила ему всю свою боль и извинилась за свою ложь. Тогда Денису было восемь лет. За полчаса мальчик мгновенно повзрослел, отбросив все надежды, что рыжеусый великан когда-то вернется и снова закружит Дениску, как он называл сына, на руках.
Мальчик понял, что теперь он мужчина в доме. Как пришло это в светловолосую головку восьмилетнего пацана, которому впору еще с мальчишками во дворе в войнушку гонять, оставалось загадкой.
Денис любил мать, та, в свою очередь, не чаяла души в сыне. Но в то же время прекрасно понимала, что сыну не хватает мужского внимания, но ни о каком повторном замужестве и речи быть не могло – женщина все еще продолжала любить своего рано ушедшего из этой жизни мужа.
Отца Денису заменил тренер по самбо. Не в буквальном смысле, конечно. Это была не равноценная замена, но Алексей Витальевич очень душевно отнесся к способному мальчику, часто разговаривал с ним вне занятий, чем заслужил уважение и дружбу подростка.
Денис так и продолжал жить с матерью, хотя она уже вовсю намекала, что ему пора найти себе девушку, остепениться… Но парень только отмахивался, говоря, что еще успеет, что еще не время.
Когда начались первые беспокойства со здоровьем, Денис не говорил матери, хотя он и за проблему это не считал – ну болит голова и болит! Не до того было! Матери, Василисе Ильиничне, часто не здоровилось – все же пережитое в молодости давало о себе знать. Постоянные простуды и больное сердце высасывали все соки из некогда цветущей женщины. Денису приходилось много работать, чтобы оплачивать кредит за дорогущий аппарат 'искусственное сердце'. Парень не гнушался никакой работы, лишь бы принести лишнюю копейку в семью.
Спустя какое-то время у парня начались галлюцинации, и он был вынужден рассказать обо всем матери, потому что иногда не мог понять – видит ли он действительно то, что видит, или это плод его фантазии. Мать тут же заставила Дениса записаться на прием к терапевту на ближайшее возможное время.
Далее последовала череда обследований, огромное количество дорогостоящих анализов, назначенных врачом, на которых и выявили опухоль мозга. На снимке ее четко было видно – большая, сантиметров пять в диаметре, она располагалась на стыке височной и затылочной доли.
Диагноз был неутешителен – опухоль уже была не операбельна, пустила метастазы…
- Можно попробовать химиотерапию, но… - развел руками врач.
- Не нужно. Все равно бесполезно. – Упавшим, будто не своим, голосом проговорил Денис, прекрасно понимая, что это все…конец.
Парень поднялся со стула и на ватных ногах подошел к окну. В груди стало тесно, голова снова закружилась, Денис покачнулся…
Доктор, заметив слабость парня, подхватил его и усадил на стул.
- Я не знаю, чем вас утешить, - проговорил врач.
- Не нужно меня утешать. Сколько?
- Что, сколько?
- Сколько мне еще осталось?
- Немного. Можно все же попробовать химию.
- Я же сказал – не надо. Значит, немного… - парень опустил голову на руки и застонал. Боль и отчаяние искало свой путь выйти наружу. Денис волновался не за себя, к жизни и смерти он относился философски, считая, что смерть – не что иное как продолжение жизненного цикла, естественное окончание пребывания всего в этом мире. Дениса волновала мать. Как она переживет эту новость? Что с ней будет после его кончины? И на какие средства она будет жить? Ведь сейчас именно сын был основным добытчиком в семье.
- Доктор, скажите, а я могу быть донором? Ну, там сердце, почки? – удивил своим вопросом Денис.
- В принципе, почему бы и нет. Если нет инфекционных заболеваний… А к чему такие вопросы?
- А как можно … ну, связаться с нуждающимися? Ну, с родственникам реципиента? Кажется так человек, которому пересаживают донорский орган, называется?
- Так, молодой человек, я не очень понимаю, к чему вы клоните, поэтому, говорите прямо. – Строго сказал доктор и добавил. - Все как есть.
Денис вздохнул, покачал головой и почему-то улыбнулся.
- Мать у меня сердечница. Денег много уходит на лекарства. Как она без меня будет – я не знаю… Вот и пришла в голову дурацкая идея.
- Понятно. Вы знаете, раз уж вы решились на такое, я бы хотел вам предложить другой выход. Один частный исследовательский центр набирает добровольцев... – врач немного замялся и быстро добавил. - Не бесплатно, конечно… В общем, пациент подписывает бумаги, по которым дает полное право распоряжаться своими останками после своей кончины.
- А для чего им трупы? – вскинул брови Денис.
- Для опытов. – Абсолютно будничным тоном ответил врач. - Исследуют там какие-то реакции на какие-то препараты.
- На мертвом теле? Это какие же реакции у мертвого на препараты? Или они там зомби выводят в лабораторных исследованиях?
- Ну не все ли вам равно?!
- И то верно… - Согласился парень, перейдя к более важному для него вопросу. - А сколько платят?
Врач немного замялся, было видно, что он не хочет сболтнуть лишнего.
- Точно сказать не могу, все индивидуально…
- В среднем.
- В среднем от двух до семи тысяч.
- Рублей?
- Нет, что вы! Долларов, конечно!
- Как с ними связаться?
- Вот телефон секретаря. Позвоните туда, скажете, что от меня. – Доктор протянул прямоугольный плотный кусочек матовой бумаги черного цвета, на котором была нарисована большая буква М, обведенная в круг, напоминающий спираль цепочки ДНК, и телефон.
Больше ничего.
- Спасибо. – Денис крепко сжал визитку двумя пальцами, попрощался и вышел из кабинета.
Он даже не заметил, как прошел по светлому просторному коридору, чуть не столкнулся с каким-то врачом в зеленом форменном костюме и вышел на улицу.
Денис почувствовал жуткое раздражение от всего – от яркого теплого солнца, ласкающего кожу, от беззаботного щебета воробьев, гоняющихся друг за дружкой и купающихся в пыли – видать, к дождю. Мужчина нервно сжал левую руку в кулак, вспомнив про визитку, покрутил ее в руке и засунул в задний карман джинсов.
Думать о том, что судьба подло подшутила над ним, не хотелось, хотя ненужные мысли, как тараканы, сами так и лезли в голову.
Мысли были безрадостными… Хотя какие радости от известия, что жить осталось всего ничего?
‘Черт! Какое-то дурацкое чувство!’ – Денис остановился возле ближайшего столба и непроизвольно долбанул кулаком по бетону. Резкая боль немного привела парня в чувство. Хотелось напиться и забыться. Забыть все это…
‘Черт! Как же мать теперь без меня? Помрет же…’ – с тоской подумал мужчина.
Хотелось волком завыть от безысходности.
Денис и не заметил, как спустился в метро и сел в электропоезд, идущий в нужном направлении. Из задумчивости его вывел детский плач и ворчание женщины, сидящей рядом.
- Ну, что ж ты за ребенок?! Ну, сколько раз тебе можно объяснять?
Дитя на увещевания матери о необходимости послушания реагировал слабо - только сильнее горлопанил.
‘И внуков мать не увидит… Эх-х-х. Нужно было бы хотя бы жениться, чтобы продолжение у рода было. Хотя… Эгоистично это желать ребенку расти без отца, а жене участь вдовы. Пускай уж лучше так…Матери нужно что-то соврать. Не хочу, чтобы она узнала раньше времени. Только переживать будет зазря. Лучше уж потом… проплачется да и будет как-то жить дальше.’
Сквозь пелену рассуждений, Денис услышал название нужной станции и направился к выходу, протискиваясь мимо пассажиров метро. На станции, ежедневный пассажиропоток которой составлял около пятидесяти восьми тысяч человек, всегда было многолюдно. Город-многомиллионник никогда не останавливался, постоянно куда-то бегущее население напоминало букашек в муравейнике.
Денис прошел вдоль перрона с двойным рядом сорока пар поддерживающих колон из коричневого мрамора с белым вкраплением, благодаря чему такие типовые станции, расплодившиеся при правлении Никиты Сергеевича, в народе именовали 'сороконожками'. Парень поднялся по невысокой лестнице и вышел на Измайловский бульвар, где, пройдя квартал по Девятой парковой, вышел на родную Верхнюю Первомайскую.
Денис подошел к своему дому, прошел в арку, свернул направо и оказался возле своего подъезда.
Подниматься домой в квартиру пятиэтажного дома не хотелось – страшила мысль разговора с матерью. Конечно, правду ей говорить Денис не собирался, но сам факт предстоящего разговора сильно пугал - как бы не признаться матери…
Парень приложил таблетку-ключ к считывателю электронного замка и открыл дверь в подъезд. С установкой подъездного домофона хоть подъезд удалось привести в порядок. Исчезли постоянные лужи мочи, не ночевали бомжи на лестничных клетках, да и стены более не расписывались многозначительными надписями.
Денис быстро поднялся по лестнице, ощутив очередной прилив головокружения, остановился возле своей двери, придерживаясь за стенку, чтобы не упасть. Наконец, когда сознание немного вернулось, а координация тела восстановилась, мужчина, зажав барсетку подмышкой левой руки, ключами, зажатыми в правой руке, открыл замок оббитой коричневым дерматином входной двери.
В прихожей было темно и тесно – тумба для обуви и вешалка с висевшими на ней куртками и материнским плащом занимали практически все свободное место.
Денис уже утвердился в мысли, что он позвонит в эту контору. Пусть заплатят деньги, а далее делают с его трупом все, что хотят.
- Ну что там, Дениска? – выглянула из кухни Василиса Ильинична, вытирая запачканные в муке руки о яркий цветастый фартук. – Что сказал врач?!
Денис посмотрел на мать и заставил себя улыбнуться.
- Мам, ничего страшного! – как можно более беззаботнее ответил он, снимая туфли.
- Ну как же 'ничего страшного'?! Что же доктор сказал?
- Мам, не волнуйся. Всего лишь повышение внутричерепного давления. Попью таблетки, отдохну немного – и буду как новенький.
- Ох! – вскинула руки женщина. – А я уж было волновалась! Ну, проходи же… Раздевайся, мой руки и за стол! Обедать будем.
- Хорошо, мам! Сейчас!
Денис поставил барсетку из черного кожзама на тумбу в прихожей, переобулся в домашние тапочки и направился в ванную. Ванная комната не блистала ремонтом, но была чистой и опрятной. Василиса Ильинична в плане чистоты была очень педантичным человеком, к чему приучила и Дениса.
Парень включил холодную воду, засмотревшись на несколько секунд, как из вычищенного до блеска крана вытекает струя воды, стекая в трубопровод. Денис сложил ладони лодочкой, набрал в них воды и с удовольствием умылся, чувствуя, как холодные капли стекают за воротник, оставляя влажные дорожки на коже, покрывшейся мурашками. Парень снова окатил себя водой, проведя влажной ладонью по ежику коротких волос, чувствуя их жесткость и колючесть.
Денис оперся двумя руками о края раковины, взглянув на себя в зеркало. Оттуда на него смотрел уставший молодой парень с потухшими серыми глазами, овальное лицо, широкий нос и густые брови гармонично сочетались между собой, в совокупности делая лицо парня приятным и даже красивым.
Мужчина выключил кран, нащупал правой рукой в заднем кармане джинсов плотный прямоугольник и извлек его, слегка намочив край бумажки. Чертыхнувшись, Денис вытер о висящее полотенце левую руку, перехватил визитку, стряхнул с нее влагу, затем вытер правую и похлопал себя по карманам в поисках мобильника, но потом вспомнил, что телефон оставил в барсетке.
- Ладно, потом…
Парень снова спрятал визитку, вытер мокрое лицо полотенцем и вышел из ванной комнаты.
Мать уже гремела на кухне тарелками, разливая по тарелкам борщ, аромат которого разносился по всей кухне. Денис сделал несколько вдохов-выдохов и попытался нацепить на лицо добродушную улыбку, дабы Василиса Ильинична ни о чем не догадалась. Не нужно ей этого знать.
- Мам, а сметанка есть?
- А то! Сейчас, Дениска!
Мать открыла дверцу холодильника, достала с дверной полочки пластиковую баночку со сметаной и поставила ее на стол, заметив какое-то изменение в выражении лица сына, но списала это на головную боль.
Денис пригубил борщ. Есть не хотелось – аппетита особого не было, но мать расстраивать не хотелось больше. Пришлось давиться.
- Вкусно, Денечка?
- Конечно, мам! Как всегда. Мам, мне тут… - в горле у парня как ком образовался, когда наступил момент сказать главное. – Мам, мне в командировку нужно будет уехать. Работа, сама понимаешь.
- Надолго, сынок? – присела на табуретку женщина и подперла щеку кулаком.
- Где-то на полгода… Может, больше. Начальство ведет переговоры.
- О-о-х, Дениска… Долго-то как!
- Ну, мам, работа! – развел Денис руки в стороны, хотя самому выть хотелось, но приходилось надевать маску беспечности и виновато улыбаться.
- Ну, ладно-ладно… Работа так работа. А куда едешь-то?
- Во Владивосток, - жуя хлеб, ответил Денис, решив, что чем дальше для матери он будет находиться от Москвы, тем лучше.
- Владивосток… далеко-то как. – Грустно вздохнула женщина.
- Мам, да ладно… Все будет нормально. Приеду – денег привезу, с кредитом рассчитаемся.
- Ох, да ладно… Но кредит – это да… А лекарства? Лекарства какие пить?
- Мам. Не волнуйся, я все уже купил. – Денис отставил пустую тарелку и снова натянуто улыбнулся.
- Странный ты какой-то… - пожала плечами мать, глядя на сына. – Улыбаешься постоянно…
- Ну а разве это плохо? Все хорошо, еду в командировку, денег заработаю. Почему бы и не порадоваться?
- Ну да, ну да… - рассеяно проговорила женщина, развязывая верхние тесемки фартука.
- Ладно, мам. Пойду, отдохну немного.
- Ну, давай, да лекарства не забудь принять!
- Обязательно! – парень отодвинул старый табурет с дерматиновой обшивкой и черными лакированными ножками, и встал из-за стола.
По телевизору ничего хорошего не показывали – как всегда, сплошная чернуха, новости из жизни престарелых певиц и их молодых альфонсов-любовников не прельщали, а фильмы о брутальных мачо-мэнах надоели. Да и настроения смотреть все это не было абсолютно. Денис выключил ящик, поднялся из мягкого кресла и пересел за компьютер – предстояло найти всю имеющуюся информацию о фирме, про которую говорил врач.
Денис снова извлек из кармана черную визитку и покрутил ее в пальцах, пытаясь понять, какие критерии поиска забивать в поисковике, что выскочил на домашней странице браузера. На картонке ничего кроме логотипа и телефона не было…. Что ж, попробуем пробить телефон.
Мужчина и так и эдак вводил разнообразные комбинации написанных на бумажке цифр с пробелами, но поисковик ничего не нашел, только высвечивал надпись 'По Вашему запросу ничего не найдено. Попробуйте изменить критерии запроса.'
- Ладно, пойдем ва-банк! – Денис достал телефон и, подглядывая на визитную карточку, начал нажимать на клавиши.


* * *


Первое, что он почувствовал – это холод.
Холод пробирал до самых костей, проникал в каждую клеточку и разливался по телу.
Что я такое? Где я?
Кто такой я?
Первые вопросы, сформированные в голове, разрывали его голову на тысячи кусков, стуча в висках как отбойные молотки.
Что такое отбойные молотки?
Он открыл глаза, пытаясь понять, почему так холодно. Какая-то белая густая субстанция окружала его вязкой слизью. Именно от нее исходил жуткий холод.
Хо-лод… Какое странное слово.
Где-то наверху забрезжил яркий свет, который сквозь призму вязкой жидкости, казался каким-то размытым, ненастоящим.
А-а-а-а-а!
Тело пронзила жуткая боль. Она пульсировала, разгоняясь по телу вместе с кровью, особенно остро боль ощущалась в голове и в руках. Словно расплавленный свинец вливали в вены, смешивая его с кровью, которую разгоняло по телу колотящееся могучее сердце.
Свет становился все ярче и ярче, а боль все сильнее и сильнее.
Его тело скрутила сильная судорога, заставляя еще слабые мышцы непроизвольно сжиматься и костенеть, выгибая тело в невообразимую дугу. Рот открылся в немом крике, и туда тут же хлынула противная холодная жижа. Он закашлялся и попытался выплюнуть то, что попало в рот, но становилось только хуже – жижа оказалась и в носу. Спазм повторился снова. Голые пятки заелозили по чему-то гладкому, а руки судорожно начали хватать воздух.
Воздух. А почему воздух? Воздух – чтобы дышать…
Дышать!
Руки вынырнули из холодной вязкой белизны, а вслед за ними резко поднялось и само тело, огласив пространство жутким кашлем.
На глазах оставалась непонятная пелена, он тут же попытался убрать то, что мешало. Руки не слушались, движения получались дергаными, пальцы скрючивало от постоянных спазмов. Но, наконец, он возобладал над своим телом. По крайней мере, справился с управлением рук. Одним движением протер глаза и снова закашлялся, пытаясь выплюнуть кислую субстанцию, попавшую в рот и при попытке крика.
Воздух! Дышать!
И снова кашель, перерастающий в жуткий крик, как реакция на вновь нахлынувшую боль.
А-а-а-а-а-а-а!
Глаза, сфокусировавшись на пальцах рук, заметили прозрачные трубки, входившие под кожу чуть выше изгиба кисти. По трубкам бежала какая-то жидкость. Он попытался выдернуть трубку из-под кожи, но ничего не получилось, только очередной спазм и дикая боль, к которой уже он начинал привыкать.
Но кто он, человек так и не смог сам себе ответить.
Человек…
Кто это? Это я?
Я!
Я – человек…
Человек!
- Ты меня слышишь? – резанул уши чей-то голос, раздавшийся чуть позади.
Человек поискал глазами источник звука, но глаза еще плохо воспринимали окружающий мир, да и яркий свет заставлял их слезиться.
- Ты меня слышишь? – повторил непонятные слова голос.
- Ты… слышишь… - повторил человек слова, прислушиваясь к собственному голосу. Голос был глухой и сиплый.
- Кто ты такой? – снова тот же голос.
Голос был гулкий и будто ненастоящий. Человек постарался повернуть голову, чтобы оглядеться. Светлая комната, даже через чур – глаза так и резало от ослепительной белизны, у ближайшей стены какие-то блестящие штуковины с переливающимися огоньками.
Приборы, оборудование… Откуда я это знаю?
Трубки, выходящие из рук и висков, сплетались между собой в толстый цветной жгут и уходили наверх, туда, где был свет. Вязкая жижа, из которой человек поднялся, внезапно начала опускаться вниз, пока вовсе не исчезла через открывшиеся небольшие отверстия, а сам человек не остался сидеть в какой-то продолговатой обтекающей форме из толстого белого пластика.
Человек обтер одну руку второй, смахнув остатки белесой жижи. Потом повторил процедуру с другой рукой. Обхватив пальцами края пластиковой формы, в которой сидел, попытался встать, но голову снова пробил разряд непереносимой боли.
- Успокойтесь! Не делайте резких движений, и боль уйдет.
Попытки встать прекратились и боль, действительно, отступила…
- Кто … я… - проговорил человек, крутя головой. Голос был еще неуверенным, слова приходилось выискивать в темных пучинах памяти, стараясь вспомнить их значение. Человек повторил снова более уверенно. – Кто я?
- Вы? – в голосе незнакомца просквозили нотки удивления. – Вы – AHU m123-С15.
Эй Эйч Ю сто двадцать три Си пятнадцать… Что это? Это я, что ли? Это мое имя?
- Я – человек? – задал интересующий его вопрос человек.
- Вы? Нет. Вы - AHU 123-С15.
- Что это? – в недоумении наклонил голову человек и удивился собственному движению.
Почему я это сделал? Что это значит?
Вопросы крутились в голове как рой ос, но вычленить их из общего списка было очень сложно. Мысль не желала формироваться, а горло – выдавать нужные звуки.
Голос на какое-то время замешкался, но вскоре выдал ответ:
- Artificial human unit – искусственная человеческая единица, модель 123, copy 15.
- Человеческая единица? Искусственная?
- Да. Вы – не человек. Вы – И.Ч.Е.
- Я – не человек… - повторил, как заведенный, человек… нет - ИЧЕ м123. – Что такое ‘копи’?
- Вы – пятнадцатая копия модели сто двадцать три.
- Что такое 'копия модели'?
- Точное воспроизведение изначальной телесной оболочки модели 123. Вы являетесь пятнадцатым воспроизведением.
- Где… где предыдущие… копия?
- Копии. Во множественном числе – копиИ.
- Где предыдущие копиИ?
- У них был обнаружен дефект, после чего неудачные копии были утилизированы.
- Что такое 'дефект'?
- Позже все узнаешь, ИЧЕ м123. А пока постарайтесь расслабиться, не делать резких движений, пока не закончится процедура инъекцирования.
ИЧЕ м123 замер, в растерянности вспоминая, что значит слово 'расслабиться'. В голове возникла подсказка 'снижение тонуса скелетной мускулатуры', которая только добавила еще больше вопросов.
ИЧЕ м123к15 внимательно наблюдал, как по прозрачным тонким трубкам под кожу вливается ярко-зеленая жидкость. Сколько продолжалась процедура инъекцирования, существо, которое непонятный искусственный голос назвал не-человеком, не знало, но внезапно трубки с легким щелчком отлетели от рук и висков.
Несколько ядовито-ярких капель попало на кожу, все еще покрытую мурашками после холодной белой вязкой жижи. Зеленая жидкость, от которой исходил странноватый запах, расплылась по коже и моментально впиталась в поры кожного покрова, не оставив после себя ни малейшего следа. ИЧЕ как завороженный смотрел на это.
Справа от пластиковой емкости, в которой продолжал сидеть ИЧЕ м123к15, появился проем в стене, в который зашел человек в белом халате поверх темно-серого брючного костюма. В руках у вошедшего был какой-то металлический продолговатый предмет серебристого цвета.
В голове почему-то возникла картинка похожего продолговатого предмета с зауженным окончанием. Этот предмет, если провести его по какой-либо поверхности, оставлял после себя четкий след в виде черной тонкой линии.