Никонов Владимир Владимирович "Бирская Империя"

Бирская Имперiя.
Первый роман из цикла «Русь рваная»
Или уездная, лубочная, шовинистическая альтернативщина.

Автор: Никонов В.В. начато 1 сентября 2002 года.



ОТ АВТОРА.
Посвящается Николе Кипятку, с которым мы вместе начинали…


Россия безразлична к жизни человека и к течению времени. Она безмолвна. Она вечна. Она несокрушима.
Карлейль.

Глава первая.
НАЧАЛО.
Патриотизм? Оскар Уайльд, был такой толковый англичанин,
сказал, что патриотизм -- это последнее прибежище негодяев.
Самый главный парадокс заключается в том, что я люблю Россию,
люблю эту территорию, но не
люблю правительство.
А данный парадокс рождает ненависть к понятию "Родина".
Трудно жить в стране, которую ненавидишь.
-- А зачем ты воюешь? И, на мой взгляд, неплохо воюешь.
-- Не подлизывайся. Сам не знаю. Родину защищаю.
Парадокс. Дурдом.
Здесь все просто. Черные и белые. Индейцы и бледнолицые.
Мы защищаем свою
Родину, которую они пытаются разорвать.
Вячеслав Миронов «Я был на этой войне»
16.07.1997 ночь 4:52 город Бирск. Русский анклав Южного Урала.
Самопальная водка все же свалила Вольфрама под утро. Не смотря на необычное имя, данное Георгиеву при рождении, родителями химиками, он все же был из крови и плоти, а не из металла, по которому его нарекли. Сегодня Вольфрам, для друзей Вольф, Волька ткнул, запорол, повалил на глушняк хатчика. И пусть это уже был не первый человек на его счету, но на душе было гадко. Потому что задрало уже до невозможности это гнилое Закавказье. Если армян и грузин он как-то ещё переносил, пока те тихо мирно обделывали в Бирске свои дела. То сверхборзых и наглых азеров, или того хуже чеченов терпеть ненавидел! Первых пятерых «чехов», он убил, спасая свою шкуру, но тогда было все просто, или он, или его. А сейчас просто перегорело его терпение, лопнуло как вольфрамовая спираль в лампочке, и Вольфрам, не вытерпев нескольких незаслуженно обидных слов с акцентом, просто воткнул подонку в сердце отвертку. И этот борзый, уверенный в своей силе и поддержке своего клана бык умер погано, как то по-шакальи, говно из него пёрло до последнего, причём во всех смыслах. Отвёртка плохо пробивала грудину пришлось додушить. На этот раз почему-то не смог, выжив в кровавой бане Чеченской бойни и дальше безропотно сносить «феню» сынка местного кавказского нувориша, что он «пьяное русское быдло, люмпен и маргинал», просто башню сорвало.
«Или все же Антон Деникин ошибался…» - держа в трясущихся руках, сетку с водкой, по дороге домой тяжело думал Вольфрам. «Может быть великий русский народ умер, растворившись на просторах Евразии, его доломали большевики и две мировые войны?.. И мы в самом деле превратились в навоз для удобрения беспредельных полей старого континента?!..» Придя домой с сеткой самопальной водки, трясущимися руками опрокидывая в себя стакан за стаканом, закусывая хреновиной пил с соседом Лёвой всю ночь. Водка, была вонючей и разбавленной, но на пятой бутылке они с соседом «поломались», подтвердив известную истину, о том, что будь ты хоть трижды боксер – но водка тебя, все равно свалит…
В тяжелом сивушном сне он снова очутился в той проклятой, прошлогодней, кровавой, августовской ночи, когда кончилась его служба в армии, кончилась, казалось и сама армия. В тартарары казалось, полетела вся Россия. Кто ж знал, что Арабский Корпус генерала Радуева окажется в Астрахани так быстро, смяв «санитарный кордон» у Кизляра как трухлявую картонную коробку.
…Слетев, от грохота близких взрывов с кровати, на шершавый от ежедневного мытья бетонный пол, усыпанный осколками выбитых взрывной волны стекол. Волька очумевший и растерянный, выработанным как у собаки Павлова рефлексом потянулся к одежде. Сотрясалась, закованная в асфальт и бетон земля, справа и слева от их трехэтажной казармы, в автопарке и на плацу рвались мины. Кругом стояла страшная суматоха, сержанты, очумело орали какие то глупые сейчас, уставные команды на построение. Где? На плацу?! Там уже во всю рвутся мины, свистят осколки. На несколько секунд ярко осветив все в округе, рванул оставленный на плацу вместе с двумя десятками БТРов наливник.

Bonabor пишет:Бирская Имперiя.
Не смотря на необычное имя, данное Георгиеву при рождении, родителями химиками, он все же был из крови и плоти, а не из металла, по которому его нарекли. Сегодня Вольфрам, для друзей Вольф - Волька ткнул, запорол, повалил на глушняк хачика. И пусть это уже был не первый человек на его счету, но на душе было гадко. Потому что задрало уже до невозможности это гнилое Закавказье. Если армян и грузин он как-то ещё переносил, пока те тихо мирно обделывали в Бирске свои дела. То сверхборзых и наглых азеров, или того хуже чеченов терпеть ненавидел! Первых пятерых «чехов», он убил, спасая свою шкуру, но тогда было все просто, или он, или его. А сейчас просто перегорело его терпение, лопнуло как вольфрамовая спираль в лампочке, и Вольфрам, не вытерпев нескольких незаслуженно обидных слов с акцентом, просто воткнул подонку в сердце отвертку. И этот борзый, уверенный в своей силе и поддержке своего клана бык умер погано, как то по-шакальи, говно из него пёрло до последнего, причём во всех смыслах. Отвёртка плохо пробивала грудину пришлось додушить. На этот раз почему-то не смог, выжив в кровавой бане Чеченской бойни и дальше безропотно сносить «феню» сынка местного кавказского нувориша, что он «пьяное русское быдло, люмпен и маргинал», просто башню сорвало.
«Или все же Антон Деникин ошибался…» - держа в трясущихся руках, сетку с водкой, по дороге домой тяжело думал Волька. «Может быть великий русский народ умер, растворившись на просторах Евразии, его доломали большевики и две мировые войны?.. И мы в самом деле превратились в навоз для удобрения беспредельных полей старого континента?!..» Придя домой с авоськой самопальной водки, трясущимися руками опрокидывая в себя стакан за стаканом, закусывая хреновиной, пил с соседом Лёвой всю ночь. Водяра, была вонючей и разбавленной, но на пятой бутылке они с соседом «поломались», подтвердив известную истину, о том, что будь ты хоть трижды боксер – но спиртяга тебя, все равно свалит…
В тяжелом сивушном сне он снова очутился в той проклятой, прошлогодней, кровавой, августовской ночи, когда кончилась его служба в армии, кончилась, казалось и сама армия. В тартарары, казалось, полетела вся Россия. Кто ж знал, что Арабский Корпус генерала Радуева окажется в Астрахани так быстро, смяв «санитарный кордон» у Кизляра как трухлявую картонную коробку.
…Слетев, от грохота близких взрывов с кровати, на шершавый от ежедневного мытья бетонный пол, усыпанный осколками выбитых взрывной волны стекол. Волька очумевший и растерянный, выработанным как у собаки Павлова рефлексом потянулся к одежде. Сотрясалась, закованная в асфальт и бетон земля, справа и слева от их трехэтажной казармы, в автопарке и на асфальтовом поле перед казармой рвались мины. Кругом стояла страшная суматоха, сержанты, очумело орали какие-то глупые сейчас, уставные команды на построение. Где? На плацу?! Там уже во всю рвутся мины, свистят осколки. На несколько секунд ярко осветив все в округе, рванул оставленный на плацу вместе с двумя десятками БТРов наливняк.

Володя, подчеркнуто то, что на мой взгляд следовало бы исправить...

– Тревога! Строиться перед КХО, на взлетке! - Орал кругломордый замок проклятый «дед» Шайхуллин. Георгиев в полголоса вспомнил пару его прозвищ, основывающиеся на втором слоге его фамилии. На взлетке, так на взлетке. Натянув, как у всех, выгоревший на солнце, изъеденный потом и солью камуфляж. Сунул ноги в кирзачи, не наматывая портянок, «парашютом». Старая духовская хитрость экономящая время на заматывание портянок, за которую чуть позже придется рассчитываться сбитыми в кровь ногами. И метнулся к месту построения. Ему осталось пробежать каких то пять, шесть метров, когда над взлеткой, разверзся потолок. Наверное треть роты успевшая выбежать на место построения была мгновенно похоронена под рушащимися вниз кусками железобетонных плит. Повалились внутрь и остатки оборудованного на крыше из мешков с песком пулеметного гнезда, повалило и решетки в комнате хранения оружия. Георгиев, натыкаясь на суетящихся кругом солдат, очумело прошел мимо сочащегося кровью завала, который будто кошмарный осьминог шевелил руками, в окровавленной пасти чудища дрыгались ноги «дедушки» Шайхуллина. В памяти навсегда отпечатались раздробленные ноги в шерстяных, синих носках и домашней тапочкою на правой. Мысль спасти этого урода глумившегося над ним больше полугода возникла и пропала. С лестницы, со второго этажа гремели короткие автоматные очереди, и одиночные пистолетные выстрелы. Смертный вой и крики сдающихся, мольбы недобитых о пощаде, резали по нервам заставляя паниковать. Мимо Георгиева в оседающей пыли сновали светло – зеленые солдатские тени, все теперь были озабочены исключительно поиском пути к спасению. Среди этой обезумевшей массы мечущейся в панике, он различал только распахнутые в крике рты и расширенные от страха злые крысиные глаза. Еще одна стена с наклеенными фотообоями с торца здания взорвалась, калеча зазевавшихся в проходах среди двухярусных коек. Вместо фотообоев изображающих березовую рощу, открылась стоящая через дорогу от их части хрущевка, окна которой расцвели огненными цветками пулеметного и автоматного огня. Со стороны КПП в ответ на огонь наверное целого батальона чеченских легионеров еле слышно отвечал десяток АКСов караульного взвода, в задачу которого в основном входило оперативно возвращать в расположение части нет-нет да сбегавших одного, двух задроченных и очумевших от махровой дедовщины солдат первогодков. В последнее время, правда, представлялось сомнительным, убежать куда-нибудь дальше ЖД-вокзала. Вокруг города, да и по всем окраинам, любого не местного тем паче похожего на русского отловят, и быстро переправят на оптовый рынок рабов куда-нибудь в Кизляр или Гудермес. Вместе с дневальным видимо, зацепленного либо контуженного взрывом, Георгиев на пузе пролез в КХО, распахнув шкаф, схватил свой АКМ, штык нож и на всякий случай саперку - малую саперную лопатку. Саперка ведь тоже холодное оружие. И довольно страшное, при умелом то обращении!.. Глядя на растерянное и глупое, серое от стоящей в воздухе пыли лицо Козлова, Вольф уверился в том что он выживет, как и до этого выживал, оставаясь по возможности самим собой. А вечный дневальный рядовой Козлов, этот деградировавший до уровня рефлексов измождённый организм не выживет. Боже как тот страдал из-за свой фамилии…. Потому что уже привык, как собака Павлова, делать всё по сигналу. И без команды не сможет даже спастись, спасти себя самостоятельно. Инстинкт самосохранения из него выбили. А он Вольфрам Григорьев – выживет! Для всей серой массы он был отрицаловом, не признающим дедовщины и пытающимся жить просто по человечески. Но сейчас он выживет, в отличие от этого пушечного мяса, которое за три года войны. При огромных, глупых потерях от глупого же, мягко-мягко говоря командования, так и не стали полноценным боевым братством. Подумав, он пнул кирзачем фанерную дверку соседнего шкафа, прихватил пару штык ножей. Тут был еще и карабин, название он забыл, но из таких в советское время стреляли в толпу, разгоняли демонстрации националистов. За автоматами они полезли только из вдалбливаемого в них постоянно страха перед утерей или порчей воинского имущества, самым ценным из которого считался автомат. От трех до пяти лет дисбата. Практического смысла от Калаша в данный момент не было никакого, патроны хранятся на КПП в оружейке ГБР, и на складах РАВ в автопарке, но попасть сейчас туда представлялось маловероятным скорее даже самоубийственным. Дубина из вороненой стали на ремне, и иммунитет от трибунала, военные билеты им вчера, слава богу, выдали на руки. Причем у половины роты были военники старого советского образца, а у другой что была набрана ближе к Москве уже новые российские с двуглавыми орлами на обложке, и статьей о прохождении альтернативной службы. За которую так ратовал новый министр обороны Козырев. Из всех путей бегства оставалась пожарная лестница, выбив ногой ведущую к ней дверь, Волька в несколько секунд скатился вниз. Рядом с ним в стену впивались пули, откалывая кусками уставную, желтую покраску. Спрыгнув на мягкое, у черного входа на кухню, он понял с ужасом, что ничего толком не соображая, ползет между трупами. Здесь лежал в своих грязно белых халатиках положенный одной очередью из пулемета кухонный наряд. Он замер притворившись мертвым, еще одна очередь, осыпала Вольфрама отбитой штукатуркой, кирпичным крошевом и чем-то липким. Рядом упал труп дневального. Рядовой со странной фамилией Вондик, неестественно изогнувшись, смотрел теперь в лицо Вольки одним целым глазом, на месте второго зияла пробитая пулеметной пулей дыра. «Всё! Вондик, больше ты не помчишься услышав вопль, «Дневальный свободной смены на выход»! Отбегался парниша! Когда вражеский пулеметчик перенес огонь на территорию находящейся за забором зоны, Волька как заяц, сиганул к полковому туалету, за ним в заборе был метровый проход, через который вся часть ходила в самоход, или бегала ночью за водкой. Дыру в заборе охранял караул со второй конвойной роты. Но где сейчас он, этот караул. Одетый в несуразные рваные бронежилеты с вываливающимися пластинами, «вооруженный до зубов» палками резиновыми образца 73 года, или проще ПР – 73. Если караульные не уставные дятлы, то первыми и сиганули через него на волю. Перебегая от дерева к дереву за двух этажной казармой ремроты, он не замечал мечущихся в панике с незаряженными автоматами молодых солдатиков его призыва, падающих один за одним от шальных пуль и осколков. Вольфрам страшился теперь только появления коренастой уверенно идущей вперед бородатой фигуры в четырехцветном натовском камуфляже, стреляющей от живота во все стороны.
Волька, сделав очередную перебежку замер за ивой стоящей возле полковой бани. Здесь, забившись в угол за сложенными в стопку железобетонными плитами, жались двое марийчат лопочущих что-то по-своему. Со стороны клуба показалась именно такая бородатая фигура с ПК. По спорт городку еще бежали куда то несколько солдат. В течении нескольких секунд показавшихся часами Георгиев чувствовал себя комком страха и слез, сочащихся из сжатых глаз, когда одной длинной очередью боец джихада прощупал пространство от бани до вещевых складов. Когда Волька открыл глаза и глянул в щель между плитами, в трех метрах от его укрытия на краю спорт городка, где на КМБ их два месяца гоняли как сидоровых коз, уча принимать положение к бою, теперь лежали несколько фигур. Пулеметчик араб срезал и нескольких человек пытавшихся перелезть через колючку, там, где забор со спиралями Бруно упирался в вещевые склады. Запаниковавшие марийчата задергались обнаруживая себя. Вольке показалось, что с одним из них он на КМБ поначалу дружил. Пока жестокие нравы и порядки части не сделали обмен мелочами и вообще разговоры невозможными, Динар – вроде бы так его звали, был распределен в конвойную роту, а Георгиев добился несколькими десятками рапортов распределения в батальон особого назначения, хотя грозным в их БОНе было только название и старый комбат. Из-за этих рапортов его посчитали стукачем. И служба превратилась в кромешный ад, он стал изгоем. Еще пара рапортов с просьбой о переводе в другую часть, лишь утвердили его недругов в том, что он, «в натуре» стукач.
Марийчата выскочили из своего укрытия и побежали в ту сторону откуда только что, спотыкаясь о трупы прибежал Вольфрам, где плотность огня была больше а убитые уже равномерно покрывали все проезды и газоны, непрекращающаяся очередь загрохотала в сторону бани и двое беглецов смешно словно в голливудском боевике перекувыркнувшись упали возле полкового умывальника под большой зеленой емкостью с теплой даже по ночам вонючей ржавой водой.
Тут он вспомнил о патроне спрятанном в шов кителя. Многие на стрельбище прятали по оному по два патрона оставшихся после стрельбы, чтобы потом на дембель сделать какой-нибудь сувенир. Рванув зубами потертую застиранную материю он нащупал пальцами драгоценный остроносый цилиндрик, подрагивающими пальцами, отстегнув магазин привычно загнал на место единственный патрон, присоединил магазин обратно и передернув затвор, глянул в щель между плитами на неторопливо приближающиеся ноги в новых берцах, глубоко вздохнув унимая противную предательскую дрожь во всем теле, поднялся на непослушных ногах.
Толстый араб типичный ваххабит какими их изображают в СМИ с бритой головой и косматой бородой с легким удивлением посмотрел на худую растрепанную фигуру Георгиева. Как его учили, Вольф упер приклад в предплечье и глядя в прицел на грудь наемника, плавно нажал на спуск. Выстрела не было. Паника начала наваливаться на него, делая тело слабым и безвольным. Пулеметчик из арабского легиона, медленно, словно в замедленном воспроизведении разворачивал ствол ПК в живот Вольфрама.

интерестно.

А полную версию где можно почитать?

Полная версия только в голове автора пока существует...

ЖДем проду понравилась.

16.07.97г. ночь 03.40. Зона оккупации Великой Булгарии. город Дюртюли. Река Белая.
Никогда еще Россия не была так унижена и оплевана, как
сейчас! Ни за двести лет татаро-монгольского ига, ни за время нашествия
Наполеона, ни даже на захваченных гитлеровцами землях... Как бы ни
свирепствовало гестапо, но у нас, безоружных, оставалась своя гордость, мы
узнавали имена Зои Космодемьянской, молодогвардейцев, Лизы Чайкиной! А
сейчас растоптали саму гордость! Наконец-то растоптали. Сломали хребет
всей России... Пусть спорят отставные генералы, кто выиграл войну: Жуков
или Сталин, на самом деле выиграл тот матрос, который обвязался гранатами
и бросился под танк. А вот сейчас не бросится. Не только в Афганистане или
Чечне, но и на окраине своего села, когда нападут американцы, китайцы или
мамбо-юмбо. Страны нет, державы нет... а то, что называется Россией...
тьфу!.. это позор для тех, кто еще помнит, чем Россия была. Но эти,
которые помнят, быстро вымирают, им помогают вымирать, а новые рождаются
уже с американской жвачкой вместо мозгов. Им все до фени.
Юрий Никитин «Ярость»

Сергей Курбатов возвращался из Питера в родной город с транспортным конвоем, везущим боеприпасы в бирскую крепость, как и триста лет назад, вновь держащую оборону на восточном порубежье России. Настали времена другие, страшные - Россия не растет, распространяя свое влияние в Азии, Америке, на Тихом океане, а съеживается словно шагреневая кожа. По всюду слышится с разным акцентом, но везде одинаково злобное: «Русские убирайтесь в свою Россию!»
Только кто их ждет в запруженных беженцами Воронеже, Белгороде, Рязани, Тамбове, Смоленске, Курске. Там то же что и везде, страх, неизвестность, произвол властей, безденежье, только что пока не отрезают головы, не палят в окна из подствольников, и не жгут из огнеметов лагеря беженцев. Великий, могучий Советский Союз как Германия в средневековье развалился на великое множество дуреющих, от независимости и безнаказанности маркграфств и курфюрстов, республик и прочих суверенных, самостийных бантустанов. Мировое сообщество холит и лелеет каждое новое правительство, опутывая, как паук, сетями займов, ссуд, кредитов и прочих грантов на сохранение и развитие самобытных национальных культур. Щедро кормит малые и большие народы гуманитарной помощью. А чего ж не кормить, те берут пьют и едят. Никого не волнует, что от гуманитарки резко подпрыгивает то в одном регионе, то в другом уровень сердечно-сосудистых и онкозаболеваний. Иногда вяло бузят после массовых отравлений просроченной жратвой. О том, когда еще рассчитываться по займам думать некому, выжить бы сейчас. Свое же производство стоит, разваленное и разворованное, оно просто нерентабельно. Колхозные поля зарастают кустарником. А землю взять нельзя, чтоб получить ее, нужно годами ходить кругами от бюрократа к бюрократу и раздавать взятки, на которые у крестьян попросту нет денег. И хотя всем понятно, что очередное новое правительство, разграбив гуманитарную помощь, прикарманив большую часть полученных от Запада денег, на оставшиеся доллары и дойчмарки примется закупать оружие, чтобы удержаться у власти, и организовав свою гвардию отбиваться от соседей с их территориальными претензиями, и требованиями по уплате долгов. Таким образом думал не он один, так теперь шептались многие. Раньше шептались диссиденты по кухням, теперь эти шептания загнали еще глубже. А казалось совсем недавно, вздохнули воздух свободы. Свалили всем миром, большевистского монстра, распустили КГБ. И, угорев от свободы, как зэк после долгой отсидки, начали беспредельничать. А демократия российская выродилась непонятно во что, а там помимо бывшей партийной номенклатуры и новых демократов и диссидентов во власть поперла и уголовщина. И некоторые губернаторы и президенты окраинных республик запросто могли иметь по три срока. И теперь не станут цацкаться с тобой за твои идеи укладывая в психушку, или содержать за казенный счет на Лубянке или в Лефортово или другой полит зоне. Зарежут и все, или киллера наймут. Пока Сергей пытался наладить издательский бизнес в Питере, много пришлось увидеть и услышать. С коллегами и конкурентами расправлялись подчас весьма жестоко.
Пока мысли на тему «за державу обидно» продолжали терзать желчный пузырь заставляя его отравлять организм черной желчью, конвой упрямо продолжал движение. В светлеющем предутреннем сумраке успокаивающе рокотали дизеля трех теплоходов и двух речных толкачей движущих вперед баржи, на которых в обнимку с «калашом» за мешками с песком через ноктовизоры вглядывались в темноту часовые. Одна баржа шла в голове колонны, вторая ее замыкала. Курбатов сидел в обнимку с АКМом на носу среднего сухогруза, укрывшись под брезентовым пологом от сырого, ночного ветерка гуляющего по реке. И хоть он удачно схоронился между контейнеров с гуманитаркой, и из под брезента высовывалась только голова, порывы промозглого ветра долетали и сюда. Думая обо всем этом абсурде называемом по привычке - политикой, Сергей курил, привычно зажав самокрутку в кулак, глядя на темную Бельскую воду и проплывающую в темноте «зеленку». Теперь после ужаса чеченской бойни многие называют лес «зеленкой», в душе многих поселился страх перед ней. В «зеленке» может сидеть снайпер, разглядывающий через перекрестье прицела твой затылок в отличную швейцарскую оптику, может сидеть шайка малолетних преступников, жаждущих твоей крови и имущества, а может и совершающий автономный рейд чеченский или татарский отряд какого-нибудь полевого командира, который совсем недавно был каким-нибудь парторгом, детским писателем или председателем колхоза.
Постепенно мысли перешли к свежим еще дорожным впечатлениям, сколько раз его арестовывали, однажды чуть не поставили к стенке чебоксарские менты, приняв из-за сильной небритости за чеченца. Продвигаясь по стране все дальше, он с недоумением, и растерянностью видел всюду одно и то же. Народ, низведенный до состояния быдла, забитый и затеррорезированный и бандитами и милицией, продолжающий влачить жалкое существование, привыкший молчать, утираться и костерить тихонько на кухоньке начальство с правительством. За семьдесят лет отученный бунтовать и совершать в пьяном угаре революции. Повывели бунтарей, перестреляли или сгноили на Колыме, да по психушкам всех непокорных, трезво и хоть сколько-то самостоятельно мыслящих. Все кто и при советской власти смог пробраться к власти, хоть небольшой, депутатской и сейчас были деятелями каких-нибудь фронтов национального освобождения, заседали в меджлисах, курултаях. К власти, к рулю пришли, иуды, прохиндеи, горлопаны всех мастей и расцветок. Армией командовали престарелые штабные идиоты, которых вместо суда, и тюрьмы отправляли в академии и военные училища. Те в академиях зубрили, а вызубрив. Жили и служили по уставу. В упор, не видя дедовщины, тупо командовали разложившимися недоукомплектованными полками и дивизиями исполняя спускаемые сверху циркуляры и приказы пришедших к власти горлопанов.
Когда он, продав в Питере свое дело, собирался вернуться в родной городок, Урал считался местом спокойным. Но пока он пробирался через образовывающиеся словно раковые метастазы на теле России на его глазах республики Вологодскую, Ярославскую, Костромскую. Эмиссары из Ичкерии разожгли «джихад» в Татарстане. Великая Булгария, провозглашенная в украшенных арабской вязью залах Казанского дворца Шаймий – Галла. Отстроенном на месте взорванного казанского кремля. Силами арабских и западно-украинских наемных отрядов проглотила Удмуртию, юг Кировской области и несколько районов на северо-западе Башкирии. Пока Великая Булгария вела священную борьбу за освобождение районов населенных этническими татарами, все молчали, но после нескольких отбитых русскими десантниками попыток Экспедиционного корпуса Шамиля Басаева взять Волжск, находящийся уже на территории Марийской республики. Мировое сообщество зашумело, зашипело по всем сайтам, телеканалам и радиостанциям обеспокоенное и раздраженное опасным разрастанием Булгарии. Финляндия ввела в Мари – Эл находящуюся с ними в дальнем родстве своих миротворцев. В Чебоксарах он первый раз услышал в свой адрес, «русская свинья». Дальше было еще хуже, до русской базы в Волжске, Сергей добирался как европеец по пустыне населенной злыми берберами. Сколько раз его били молодчики в вошедших в моду расшитых национальными орнаментами тюбетейках. Дважды распаленная пропагандой чеченских и турецких эмиссаров толпа, чуть не забила его камнями, хорошо что в юности он занимался легкой атлетикой и через заборы нескольких кварталов перелетел в несколько минут оторвавшись от погони. На его глазах перерезали горло, несчастному и похоже немного сумасшедшему бомжу. На всем его пути всегда было много патрулей где военных и ментовских, а где татарских в тюбетейках, реже русских националистов, последние выглядели красивее всех, в новеньких не обмятых камуфляжах со множеством шевронов, но при первых же выстрелах рассыпавшихся в разные стороны как зайцы, если конечно этих горе - патриотов не сопровождал наряд милиции с автоматчиками. Смешанные патрули попадались не менее часто, но порядка от этих патрулей занимающихся поборами и избиениями расово неполноценных, либо неверных, а чаще всего просто не местных, больше не становилось. Часто среди страха, боли от щедро раздаваемых патрулями ударов «демократизатором», прикладом либо просто пинков тяжелыми армейскими бутсами, его охватывало недоумение, до какой же поры можно терпеть весь этот бардак. До каких пор русские будут отступать с освоенных, цивилизованных, застроенных, обжитых территорий, оставлять прущей с юга нечисти города с заводами, нефтехранилищами и нефтегазопроводами, оружие и боевую технику, коммуникации, ресурсы. Наконец, людей, строивших и обслуживающих все это. На поругание, бесчестие и смерть оставлены миллионы русских. Оставлены правительством розовощеких демократов как жертвенные барашки, дабы задобрить волчицу сыто взирающую на покоренный Кавказ с зеленого знамени Ичкерии. Сколько еще продажные, скудоумные, корыстные и жестокие подонки будут распродавать и раздаривать государственное достояние, нажитое непосильным трудом десятков поколений россиян?..
Попав на базу в Волжске, Сергей слава богу сохранивший все свои документы, успел в последний момент завербоваться в охрану уходящего в Бирск речного конвоя. Который в шутку по аналогии с северными конвоями второй мировой назвали караван ЁП – 13.
В Бирске Сергея ждала старенькая мать, которую он не видел уже десять лет. Ей хотелось еще понянчить внуков. В начале девяностых, когда страна, будто нагишом в ледяную воду, нырнула в рынок, он неплохо начал, сделав начальный капитал, и открыв средней руки полиграфическую фирму. Но потом все большую долю прибыли начала съедать ментовская и бандитская крыша. А конкурентов и знакомых бизнесменов начали отстреливать то одного то другого. Да и устал он, в конце концов, если честно, быть дойной коровой для продажных и бестолковых ментов, спонсировать войны мафиозных группировок, в постоянных сражениях которых теперь уже используют гранатометы и тяжелые крупнокалиберные пулеметы. Обрыдло. Ему уже под сорок, а стабильности в жизни никакой. Бирск, тихий, спокойный, утопающий в зелени садов и парков казался теперь ему маленьким земным раем. Только нужно добраться, доплыть, дойти, доползти. Обнять старенькую мать. Посидеть за домашним столом, с бутылочкой запотевшей бирской водки, окруженной тарелками с маринованными огурцами, грибами и помидорами, тонко порезанным соленым салом с розовыми прожилочками, картошкой в мундире, квашенной капустой. Всем тем что он уже несколько лет не видел. Только быстро суп и сухпай. Покурить спокойно на скамеечке под яблоней. Купить или собрать из металлолома на каком-нибудь колхозном стане тракторишко, завести пасеку, коровку и пару хрюшек, насадить картошки и жить можно. Смешно он снова как солдат первогодок мечтал поесть, нет, вкусить домашней пищи. Насладиться ею, прижавшись спиной к натопленной печке. А не к теплотрассе в обществе бомжей и таких же как он беженцев.

16.07.1997г. утро 9:34. город Бирск. русский анклав на Южном Урале.
Хочу сказать тост господа!
За Россию! Которую мы не потеряли!
Александр Заярнюк
Просыпался он трудно, и просыпаться не хотелось вовсе. А надо. Мочевой пузырь, властно требовал, что бы его опорожнили. И – «горели трубы». Кроме того, в крохотных сенках, где он обитал, в это утро стояла жуткая духота. Хотя сени когда - то планировались как тёплые. Но за прошедшие со времени постройки дома десятилетия, мыши растащили всю паклю, проели множество ходов и жаркое полуденное солнце, словно лазерные лучи на технодискотеке, сквозь пыльный воздух причудливо освещало обиталище Георгиева. Вольфрам возлежал на жестких нарах собственноручно сколоченных неделю тому, на тонком матраце закинутом шинелью.
Крохотные два на три метра сенки, вмещали небольшой столик, так же сколоченный из досок, и пристроенный к стенке рядом с «кроватью» Вольки.
Со стороны переулка, разогнав остатки дремы, послышалось пьяное завывание.
– По полю танки грахата-а-ли. Со-о-олдаты шли в по-о-следний бой…
По крыльцу прогромыхали кирзачи и в дверь Волькиных сенок заколотили
- Эй, Волька, ты живой там? Или с бабой?
- Да живой, живой. Заходи Никола!
Вольфраму подумалось что какая к черту может быть баба когда за убийцей того горца наверное уже гоняются и следаки и его родственники. Не мог он уничтожив одну человеческую жизнь тут же пытаться сотворить другую.
Ввалившись в небольшое пространство сенок, Никола сразу и густо заполнил оставшийся объем ароматом свежака и своей высокой несуразной фигурой в мешковатом засаленном камуфляже. Задорно глянув на Вольфрама, начал доставать из-за пазухи одну за одной бутылки с водкой, портвейном и пивом, плавленые сырки, кисет с табаком и две своих фирменных, фамильных граненых рюмки. Бутылок Вольфрам, насчитал шесть штук, как он их допер-то! Видимо как и шахиды в московском да питерском метро с заткнутыми за брючные ремни гранатами и пластидом рассованным по карманам.
- Вот, блин! Гуляем!
Угнездившись поудобнее на своем насесте, протерев глаза Волька оглядел с головы до ног странную инопланетянско - гуманоидную фигуру Кипятковского. Под два метра, худой но жилистый, горбящийся от постоянного сидения за компьютером, в очках десять раз ломанных, причем два раза Вольфрамом, но потом Николиными стараниями при помощи паяльника, проволочек, жвачки и какой то матери каждый раз восстанавливаемых. Драные кеды на босу ногу. Порванная на ляжке камуфлированная брючина «заштопана» проволокой. Белая изоляция которой, смотрелась словно какой-то дикий аксельбант гвардейца королевства Мумбо – Юмбо. Над правым клапаном нагрудного кармана камуфлированный китель Кипятковского был украшен странной медалью. На булавке болтался какой-то серый медальон, приглядевшись, он прочел - «служебная собака овчарка». Не выдержав Волька хохоча выбежал во двор. Отлив, вернувшись в сени вновь взгромоздился по турецки на своем насесте. Никола уже протирал стопки. Накинув на плечи свой изрядно помятый, когда-то парадный вэвэшный китель, больше смахивающий на куртку от советской школьной формы, только зеленого цвета, натягивая, засаленные на ляжках брюки спросил:
- Ну ты в натуре – Кипяток! Ты где баламут, такую медаль отхватил?
- Ты чё, не помнишь? - Никола скосил глаза на Вольфрама, начав мусолить расползающуюся самокрутку. – Ты же сам, ею меня и наградил позавчера! Мы ещё с Пашкой поспорили на ящик водки, что я полгода её, не снимая, носить буду.
- Блин, непомню! – Запустив пятерню в свою нечесаную, косматую шевелюру, Вольфрам дико повращав глазами силясь вспомнить, махнув рукой решив не насиловать неопохмеленные мозги, прикрикнул на друга. – Ну чё, ты эту сигару свою, до вечера мусолить собрался? Наливай, давай!
- Яволь май фюрер! Ща набулькаю. А ты пока пару сигарильос скрути. – Занеся руку и так замерев коршуном над батареей бутылок дразнящих больное с утра сознание своей наполненностью «истиной», потому как приятели оба принимали за аксиому утверждение «Ин вино веритас», а потом уже принимали эту самую разноградусную «истину» внутрь, Никола как истинный джентльмен спросил.
- Сэр Вольфрам, что вы предпочитаете пить в это время суток? – Прищурив на секунду один глаз, Георгиев изрек. – Следуя аксиоме 1.2 что градус понижать не следует, начнем с пивка…
- Для рывка! – Подхватил Никола, хватая со стола бутылку пива. С ужасным скрежетом, откупорив бутылку зубами, передал Вольфраму.
Тот запрокинув бутылку задвигал кадыком, мыча от наслаждения пока Никола прикуривал быстро свернутую им «сигарильос». Вскоре оба чувствовали себя почти нормальными людьми. Никола уже поправивший с утра здоровье чекушкой и спешивший к другу словно врач – опохметолог наконец-то прикурил, а Георгиев довольно рыгнув, растянувшись на своих нарах с довольной улыбкой скручивая себе ещё одну самокрутку продолжил беседу.
- Слушай Никола, а где ты, позволь полюбопытствовать, с утра денег достал?
- Да так, двум местным олухам кое-что на компьютере сделал, да с трех аванс взял оно вот и булькает. – Прикладываясь к бутылке с пивом, отвечал Никола.
- В сети лазил?- Спросил щурясь от едкого дыма лезущего в глаза Волька.
- Угу-угу. – Не отрываясь от бутылки прогукал его собеседник.
- Но-но не присасывайся, дай-ка я ещё горлушко промочу. – Передав другу бутылку Никола сбивчиво заговорил.
- Блин, полночи сидел в сети. Интернет - это сила! Там хоть новости можно узнать из разных источников. Нет сил больше Вольф, слушать это оголтелое вранье, дем прессы о «успехах рыночной экономики в России»!
- Никола потом ведь опять не расчитаешься, смотри отрежут тебе за неуплату телефон.
- Не отрежут. Я ж на халяву. За счет «обчества меча и орала»…
- Никола. Вышел в сеть на час ну на два, и хорош. Надо ведь и меру знать. Знаешь ведь что жадность фраера…
- Так ведь, тут Волька знаешь? Как с водкой получается! Думаешь чекушку купишь и хватит тебе на двоих. А в результате после пятой бутылки мордой в салат!
- Эт точно…

ИЗ ДНЕВНИКА ВОЛЬФРАМА ГЕОРГИЕВА.
«Для себя и своих потомков если им вообще когда-нибудь суждено появиться на свет я решил вести этот дневник, по крайней мере в нем не будет того официозного вранья что ушатами выливают на наши головы с голубых экранов и скупленных на корню радиостанций.
Советская Империя мучительно как все её генсеки кроме последнего, медленно, мучительно и страшно издыхала. Экономические и другие связи на просторах Рассеи Матушки терялись, дряхлое плановое производство работало все менее эффективно, управление буксовало. Анархия охватывала всё большие и больше регионы СССР.
Попытка развала Советского Союза в Беловежской пуще несколькими функционерами была кроваво пресечена генералом Тихомировым. Беловежских переговорщиков, изрядно помяв прикладами, продержали двое суток на гарнизонной гауптвахте. Шила в мешке не утаишь, мировое сообщество раздуло шикарный скандал, больше месяца весь мир пугали зверствами советской военщины. А зарвавшихся республиканских бонз под конвоем на военно–транспортном самолете доставили в Москву. Потом естественно спустили всё это на тормозах. Тихомирову повесили ещё одну звезду на погоны и сослали с повышением в Забайкалье. Переговорщиков президент СССР почесав свою лысенькую тыковку с камчаткой на лбу, (ох, правду в народе говорят Бог шельму метит!) через неделю выпустил, амнистировав из Лефортово. В феврале 92-го СССР всё равно развалился, расползся как пропревший матрац. Второй, ноябрьский путч, обошедшийся большой кровью, вымел остатки более-менее грамотного армейского руководства. На волне ноябрьского путча в команду Ельцина пролезла такая шваль и гнусь. Что большевиков перестали хаять, понятно стало, что круто вляпались, только во что? Кажется, до сих пор не поняли. Соратнички «первого демократического правителя России» оставили без работы целый отдел ЦРУ, которому ставились задачи по развалу СССР.
В 92-м беловежские переговорщики «короновались» президентами кто Великия, кто Малыя, кто Белыя Руси. Забызели и бывшие автономные республики подумывая о независимости но не спеша отваливаться от российской титьки.
Декларация о суверенитете Нохчиче, широко освещенная мировыми СМИ, стала той динамитной шашкой которая, рванув, своим резонансом развалила окончательно остатки единого государства. Дудаев возглавивший Чечню, не повторил ошибки Ельцина, который окружив себя иудами, прохиндеями, действительно сумасшедшими, выдававшими себя за диссидентов и демократов. Установив в Грозном военную диктатуру, он, сразу очистил свое окружение от всякой швали. Спаял доселе разобщенные партии и тэйпы. Превратив небольшую республику в плацдарм для ведения наступательной войны. А народы Кавказа отравил идеей суверенитета, развратив нахские и прочие народы примером Чечни. Обрубившей все связи с Москвой с 1 ноября 1991 года.

Первый президент РСФСР, потом Российской Федерации так и не оправился от шока полученного в Беловежье. Видимо какой-то злобный душара слишком сильно приложил дяде прикладом по черепу, да ещё его склонность к алкоголизму. Правя падающей, в бездну анархии и безвластья страной то, из больничной палаты в Горках – 9, то с борта президентского самолета, с коего регулярно совершая турне по Европам в нескольких аэропортах, смешно кувыркаясь по трапу, выпадал, смеша своими пьяными выходками весь мир. Переговорщик этот, прозванный в народе - «штабы понимаешь», люто возненавидев армию, развалил её на столько, на сколько успел. К началу Первой Чеченской Бойни, передав бразды правления премьер – министру, розовощекому, как молоденький поросеночек внучку героя Гражданской, получив гарантии личной безопасности тихо мирно стал доживать под надежной охраной барином в своих Горках. За год дерьмократизации России её вторым президентом, внуком красного командира отличившегося в карательных акциях во время Гражданской. Прославленного после неё, советского детского писателя, от неё как от таковой ничего не осталось. Все вернулось на круги своя, Московия и несколько русских анклавов по всей Евразии.
В 1996-м году, этот поросеночек вместе со своим «министром обороны» Сергеем Адамовичем Кобелевым. Подписал мирный договор с признанной на тот момент, только их шайкой толстомордых и рыжих «дерьмократов» Великой Эмирской Чеченской Республикой Ичкерия. Фактически отказавшись от Северного Кавказа и что самое страшное и от русских оставшихся там.
На растерзание, жирующих на чужой крови горцев, доящих как козу – Россию, было оставлено не только гражданское население, но и группировки войск брошенных без командования, денег, топлива, продовольствия на позициях у разрушенных чеченскими гранатометчиками и камикадзе многоэтажек Ростова-на-Дону, Астрахани, Волгограда, Ставрополя, Краснодара. Только вслед за этим открыто и нагло Чечню начали поддерживать и дружить с ней свободной и независимой разбившей в пух и прах ненавистную Россию – проституирующие перед Западом Польша и незалежна Украина, Прибалтика. Москва превратилась как будто в отдельное государство, какой-то Сингапур, в котором большее хождение имели зеленые бумажки с изображениями американских президентов, чем свои деревянненькие. Обещающие в скором времени догнать по своей ценности керенки.
Мегаполис, жил своей жизнью не помня об остальной России в то самое время, как на бескрайних просторах царил причудливый бардак и беспорядок. Нефть и производные из неё исправно качались за границу, по построенным ещё при союзе нефтепроводам, добывалась вся таблица Менделеева – обогащая правительство и кучку олигархов. Продавалось всё и вся, мафия заменила коррумпированную милицию, преступные авторитеты имели власть на местах большую, чем местная администрация. А Гайдар – Голиков, провозгласив себя пожизненным президентом Российской Конфедерации, продолжил постановку ужастика в политическом театре абсурда, провозгласив в 97м свою новую программу действий, пойдя ещё дальше первого президента России, Беловежского переговорщика окончательно впавшего как Брежнев в маразм. Суть новой программы за заумными политологическими терминами и непроизносимыми словами, сводилась, к до боли знакомому: «Максимум свободы каждому индивидууму!»

А в по всей России начали мироточить тысячи и тысячи икон, ангелы и херувимы плакали перед великим горем захлестывающим, затапливающем страшным зеленым цунами Россию.
В 96м, вслед за средней Азией, Чечнёй – Ичкерией многие из бывших областей и автономных республик стали провозглашать суверенитет и независимость. Ибо как провозгласил великий отец новой российской демократии «штабы понимаешь» - берите мол независимости столько сколько сможете.
Сначала Якутия, Тыва, Великая Буддийская Республика Калмыкия, Независимая Республика Татарстан, – прогремели в новостях второй волной парадов суверенитетов.. Уплыл в Германию Калининград – Кёнигсберг, приютили проведя референдум сироту Сахалин японцы, скупив там все на корню по дешевке. Карелия, подумав заявила о суверенитете под фактическим протекторатом Финляндии. Смешно, то чего финны не смогли добиться в гражданскую и не удержали в отечественную, теперь само упало им в руки. Ностальгирующими по монархии и временам гражданской да группой офицеров из выведенной в чисто поле брошенной и забытой Западной Группы войск, была сляпана Омская Директория. В неё вошли кроме самой Омской, Свердловская, Челябинская, Курганская, Тюменская, Томская, Кемеровская области, Алтайский и Красноярские края, Иркутск и Чита. За ними в независимость как в неосвещенный подъезд со шпаной несмело шагнули Республика Башкортостан, Республика Бурятия, Республика Марий – Эл, Великая Северная Конфедерация, в которую вошли Ямало-Ненецкий, Долгано-Ненецкий, Ханты-Мансийский и Эвенкийский автономные округа. А за ними при широкой поддержке всяких фондов Соросов, ЦРУ, МИ - 6 и прочих Моссадов как грибы после дождя на лоскутной политической карте Евразии повылезли вовсе уж карликовые не на что не похожие Бантустаны. Вроде Пермского Буфера, Уральской Республики из трех городов на севере Казахстана и пяти райцентров Оренбургской области вновь ставшей как века назад форпостом России в Азии. Чеченцы устроившие по своей дикости второй Чернобыль под Волоградом, на территории вдвое если не в трое большей, были остановлены миротворцами и казаками вооруженными наконец то российскими демократами. Я благодарю бога, за свое спасение! Когда арабский экспедиционный корпус генерала Радуева ворвался на огромный химкомбинат в Аксарае, я уже добрался до Самары. Когда Аксарай шарахнул, аммиаком не хило воняло и в Самаре. Каспий превратился в еще одно мертвое море, но это больших политиков не волновало ни сколько, по Каспию уже планировали прокладывать несколько нефтепроводов, чтобы качать сибирскую нефть в обход рушащейся и азартно воюющей в десятках гражданских войн России. Дальний Восток долго и азартно делят Япония, Китай и США. Прикармливая гуманитаркой, щедро поя спиртом. А ведь все знают, что в китайских учебниках истории и на картах большая часть Сибири закрашена в китайские цвета. Китайская армия копит силы, и составляет детальные по ротные планы, водрузить красные китайские флаги над временно оккупированными Россией территориями. Русские да и вообще все европеоиды начинают чувствовать в полной мере каково было индейцам Северной Америки. Великий и могучий, превратился в смердящий национализмами прочими самостийностями энд незалежностями сочащийся кровью узел, ненавидящих и задолжавших друг-другу анклавов. В Средней Азии вообще черт ногу сломит. Пока НАТО не расквартировало там пару десятков своих баз, кровавая вакханалия там набирала и набирала обороты. А на второй сотне независимых республик, ханств и эмиратов я вместе с Николой сбился, и плюнув перестал вести статистику. Идеальным государством провозглашается Швейцария, кучка независимых кантонов, спаянных железной волей религиозных фанатиков. Главными борцами за независимость и справедливость, благодаря проституированной демпрессе, задвинув на задворки истории Фиделя Кастро и Чегевару, стали Ахмад Шах Масуд, Джохар Дудаев и Усама Бен Ладен.»

– Тревога! Строиться перед КХО, на взлетке! - Орал кругломордый замок проклятый «дед» Шайхуллин. Георгиев в полголоса вспомнил пару прозвищ, основывающиеся на втором слоге его фамилии. На взлетке, так на взлетке. Натянув, как у всех, выгоревший на солнце, изъеденный потом и солью камуфляж. Сунул ноги в кирзачи, не наматывая портянок, «парашютом». Старая духовская хитрость экономящая время, за которую чуть позже придется рассчитываться сбитыми в кровь ногами. И метнулся к месту построения. Ему осталось пробежать каких то пять, шесть метров, когда над центральным проходом, разверзся потолок. Наверное треть роты успевшая сбежаться к месту построения была похоронена под рушащимися вниз кусками железобетонных плит. Провалились внутрь остатки оборудованного на крыше из мешков с песком пулеметного гнезда, повалило и решетки в комнате хранения оружия. Георгиев, натыкаясь на суетящихся кругом солдат, очумело прошел мимо сочащегося кровью, стонуще-кричащего завала, который будто кошмарный осьминог шевелил руками, в окровавленной пасти чудища дрыгались ноги «дедушки» Шайхуллина. В памяти навсегда отпечатались раздробленные ноги в шерстяных, синих носках и домашней тапочкою на правой. Мысль спасти этого урода глумившегося над ним больше полугода возникла и пропала. С лестницы, со второго этажа гремели короткие автоматные очереди, и одиночные пистолетные выстрелы. Смертный вой и крики сдающихся, мольбы недобитых о пощаде, резали по нервам заставляя паниковать. Мимо Вольки в оседающей пыли сновали светло – зеленые солдатские тени, все теперь были озабочены исключительно поиском пути к спасению. Среди этой обезумевшей массы мечущейся в панике, он различал только распахнутые в крике рты и расширенные от страха злые крысиные глаза. Еще одна стена с торца здания взорвалась, калеча пацанов зазевавшихся в проходах среди двухярусных коек. Вместо пейзажа на фотообоях изображающих березовую рощу, открылась стоящая через дорогу от их части хрущевка, окна которой расцвели огненными цветками пулеметного и автоматного огня. Со стороны КПП в ответ на шквал огня наверное целого батальона чеченских легионеров еле слышно отвечал десяток АКСов караульного взвода, в задачу которого в основном входило оперативно возвращать в расположение части нет-нет да сбегавших одного, двух задроченных и очумевших от махровой дедовщины солдат-первогодков. В последнее время, правда, представлялось сомнительным, убежать куда-нибудь дальше ЖД-вокзала. Вокруг города, да и по всем окраинам, любого неместного тем паче похожего на русского отловят, и быстро переправят на оптовый рынок рабов куда-нибудь в Кизляр или Гудермес. Вместе с дневальным видимо, контуженноым взрывом, Георгиев на пузе пролез в КХО, распахнув шкаф, схватил свой АКМ, штык нож и на всякий случай МСЛ - малую саперную лопатку, это тоже холодное оружие. И довольно страшное, при умелом то обращении!.. Глядя на растерянное, серое от стоящей в воздухе пыли лицо Козлова, Вольф уверился в том что он выживет, как и до этого выживал, оставаясь по возможности самим собой. А вечный дневальный рядовой Козлов, этот деградировавший до уровня рефлексов измождённый организм увы нет. Боже как тот страдал из-за свой фамилии…. Потому что уже привык, как собака Павлова, делать всё по сигналу. И без команды не сможет даже спастись, спасти себя самостоятельно. Инстинкт самосохранения из него выбили. Чего стоит хотя бы то, что два месяца их дрессировали на то что нельзя направлять оружие на человека… А он, Вольфрам Григорьев – выживет! Как и до этого выживал!.. Для всей серой массы он был отрицаловом, не признающим дедовщины и пытающимся жить просто по человечески. Но сейчас он выживет, в отличие от этого снующего вокруг в панике пушечного мяса. Которое за три года войны, при огромных, страшных, глупых потерях от глупого же, мягко-мягко говоря командования, так и не стали полноценным боевым братством. В тех подразделениях где офицеры не занимались продажей всего и вся, включая и солдат в рабство, а занимались ежедневной и ежечасной боевой подготовкой какое то единство и порядок еще сохранялись. Подумав, он пнул кирзачем фанерную дверку соседнего шкафа, прихватил пару штык ножей. Тут был еще и карабин, название Георгиев забыл, но из таких в советское время стреляли в толпу, разгоняли демонстрации националистов. За автоматами они полезли только из вдалбливаемого в них постоянно страха перед утерей или порчей воинского имущества, самым ценным из которого считался автомат. От трех до пяти лет дисбата. Практического смысла от Калаша в данный момент не было никакого, патроны хранятся на КПП в оружейке тревожной группы, и на вещевых складах, но попасть сейчас туда представлялось маловероятным, скорее даже самоубийственным. Так что сейчас его верный АКС это дубина из вороненой стали на ремне, и иммунитет от трибунала, военные билеты им вчера, слава богу, выдали на руки. Причем у половины роты были военники старого советского образца. А у другой, что была призвана ближе к Москве уже новые российские с двуглавыми орлами на обложке. И статьей о прохождении альтернативной службы, за которую так ратовал новый министр обороны Козырев. Из всех путей бегства оставалась пожарная лестница, выбив ногой ведущую к ней дверь, Волька в несколько секунд скатился вниз. Рядом с ним в стену впивались пули, откалывая штукатурку покрашенную в уставной желтый цвет. За ним ломанулся еще кто-то. Спрыгнув на что-то мягкое, у черного входа на кухню, боец с ужасом понял, что ничего толком не соображая, ползет между трупами. Здесь лежал в своих грязно белых халатиках положенный одной очередью из пулемета кухонный наряд. Он замер притворившись мертвым, еще одна очередь, осыпала Вольфрама отбитой штукатуркой, кирпичным крошевом и чем-то липким. Рядом упал труп дневального. Рядовой со странной фамилией Вондик, неестественно изогнувшись, смотрел теперь в лицо Вольфрама одним целым глазом, на месте второго зияла пробитая пулеметной пулей дыра. «Всё! Вондик, больше ты не помчишься услышав вопль, «Дневальный свободной смены на выход»! Отбегался парень! Когда вражеский пулеметчик перенес огонь на территорию автопарка, Волька как заяц, сиганул к полковому туалету, за ним в заборе был метровый проход, через который вся часть ходила в «самоход», да бегала ночью за водкой. Дыру в заборе охранял караул со второй конвойной роты. Но где сейчас он, этот караул. Одетый в несуразные рваные бронежилеты с вываливающимися пластинами, «вооруженный до зубов» палками резиновыми образца 73 года, или проще ПР – 73. Если караульные не уставные дятлы, то первыми и сиганули через него на волю. Перебегая от дерева к дереву за двухэтажной казармой ремроты, он уже не смотрел на мечущихся в панике с незаряженными автоматами молодых солдатиков его призыва, падающих один за одним от шальных пуль и осколков. Солдат или уже дезертир?!. Страшился сейчас только появления коренастой уверенно идущей вперед бородатой фигуры в четырехцветном натовском камуфляже, стреляющей от живота во все стороны.
Волька, сделав очередную перебежку замер за ивой стоящей возле полковой бани. Здесь, забившись в угол за сложенными в стопку железобетонными плитами, жались двое марийчат лопочущих что-то по-своему. Со стороны клуба показался бородач с ПК. По спорт городку еще бежали куда то несколько солдат. В течении нескольких секунд показавшихся кошмарной вечностью, Георгиев чувствовал себя комком страха и слез, сочащихся из сжатых глаз, когда одной длинной очередью боец джихада прощупал пространство от бани до вещевых складов. Когда он открыл глаза и глянул в щель между плитами, в трех метрах от его укрытия на краю спорт городка, где на КМБ их два месяца гоняли как сидоровых коз, уча принимать положение к бою, теперь лежали несколько фигур. Там, где забор со спиралями Бруно упирался в вещевые склады, со стены свисали еще несколько тел. Запаниковавшие марийчата задергались обнаруживая себя. Георгиеву показалось, что с одним из них он вроде бы на КМБ поначалу дружил. Пока жестокие нравы и порядки части сделали обмен мелочами и вообще разговоры невозможными, Динар – вроде бы так его звали, был распределен в конвойную роту, а Вольф добился несколькими десятками рапортов распределения в батальон особого назначения, хотя грозным в их БОНе было только название и старый комбат. Из-за этих рапортов его посчитали стукачем. И служба превратилась в кромешный ад, он стал изгоем. Еще пара рапортов с просьбой о переводе в другую часть, лишь утвердили его недругов в том, что он, «в натуре» стукач.
Марийчата выскочили из своего укрытия и побежали в ту сторону откуда только что, спотыкаясь о трупы прибежал Вольфрам, где плотность огня была больше а убитые уже равномерно покрывали все проезды и газоны, непрекращающаяся очередь загрохотала в сторону бани и один из беглецов смешно словно в голливудском боевике перекувыркнувшись упал рядом с приятелем будто просто споткнувшимся возле полкового умывальника под большой зеленой емкостью с теплой даже по ночам вонючей ржавой водой.
Тут он вспомнил о патроне спрятанном в шов кителя. Многие на стрельбище ныкали по одному по два патрона оставшихся после стрельбы, чтобы потом на дембель сделать какой-нибудь сувенир. Рванув зубами потертую застиранную материю он нащупал пальцами драгоценный остроносый цилиндрик, подрагивающими пальцами, отстегнув магазин привычно загнал на место единственный патрон, присоединил магазин обратно и передернув затвор, глянул в щель между плитами на неторопливо приближающиеся нижние конечности в новых берцах, глубоко вздохнув унимая противную предательскую дрожь во всем теле, поднялся на непослушных ногах.
Толстый араб типичный ваххабит какими их изображают в СМИ с бритой головой и косматой бородой с легким удивлением посмотрел на худую растрепанную фигуру Георгиева. Как учили, Вольф прижал приклад к предплечью и глядя в прицел на грудь наемника, плавно нажал на спуск. Выстрела не было. Паника начала наваливаться на него, делая тело слабым и безвольным. Пулеметчик из арабского легиона, медленно, словно в замедленном воспроизведении разворачивал ствол ПК в живот Вольфрама.

16.07.97г. ночь 03.40. Зона оккупации Великой Булгарии. город Дюртюли. Река Белая.
Никогда еще Россия не была так унижена и оплевана, как
сейчас! Ни за двести лет татаро-монгольского ига, ни за время нашествия
Наполеона, ни даже на захваченных гитлеровцами землях... Как бы ни
свирепствовало гестапо, но у нас, безоружных, оставалась своя гордость, мы
узнавали имена Зои Космодемьянской, молодогвардейцев, Лизы Чайкиной! А
сейчас растоптали саму гордость! Наконец-то растоптали. Сломали хребет
всей России... Пусть спорят отставные генералы, кто выиграл войну: Жуков
или Сталин, на самом деле выиграл тот матрос, который обвязался гранатами
и бросился под танк. А вот сейчас не бросится. Не только в Афганистане или
Чечне, но и на окраине своего села, когда нападут американцы, китайцы или
мамбо-юмбо. Страны нет, державы нет... а то, что называется Россией...
тьфу!.. это позор для тех, кто еще помнит, чем Россия была. Но эти,
которые помнят, быстро вымирают, им помогают вымирать, а новые рождаются
уже с американской жвачкой вместо мозгов. Им все до фени.
Юрий Никитин «Ярость»

Сергей Курбатов возвращался из Питера в родной город с транспортным конвоем, везущим боеприпасы в бирскую крепость, как и триста лет назад, вновь держащую оборону на восточном порубежье России. Настали времена другие, страшные - Россия не растет, распространяя свое влияние в Азии, Америке, на Тихом океане, а съеживается словно шагреневая кожа. По всюду слышится с разным акцентом, но везде одинаково злобное: «Русские убирайтесь в свою Россию!»
Только кто скажет где они границы России и кто их ждет в запруженных беженцами Воронеже, Белгороде, Рязани, Тамбове, Смоленске, Курске. Там то же что и везде, страх, неизвестность, произвол властей, безденежье, только что пока не отрезают на площадях людям головы, не палят в окна из подствольников, и не жгут из огнеметов лагеря беженцев. Великий, могучий Советский Союз как Германия в средневековье развалился на великое множество дуреющих, от независимости и безнаказанности «маркграфств и курфюрстов», республик и прочих суверенных, самостийных «бантустанов». Мировое сообщество холит и лелеет каждое новое правительство, опутывая, как паук, сетями займов, ссуд, кредитов и прочих грантов на сохранение и развитие самобытных национальных культур. Щедро кормит малые и большие народы гуманитарной помощью. А чего ж не кормить, те берут пьют и едят. Никого не волнует, что от гуманитарки резко подпрыгивает то в одном регионе, то в другом уровень сердечно-сосудистых и онкозаболеваний. Иногда вяло бузят после массовых отравлений просроченной жратвой. О том, когда еще рассчитываться по займам думать некому, выжить бы сейчас. Свое же производство стоит, разваленное и разворованное, оно просто нерентабельно. Колхозные поля зарастают кустарником. А землю взять нельзя, чтоб получить ее, нужно годами ходить кругами от бюрократа к бюрократу и раздавать взятки, на которые у крестьян попросту нет денег. И хотя всем понятно, что очередное новое правительство, разграбив гуманитарную помощь, прикарманив большую часть полученных от Запада денег, на оставшиеся доллары и дойчмарки примется закупать оружие, чтобы удержаться у власти, и организовав свою национальную гвардию отбиваться от соседей с их территориальными претензиями, и требованиями по уплате долгов. Таким образом думал не он один, так теперь шептались многие. Раньше шептались диссиденты по кухням, теперь эти шептания загнали еще глубже. А казалось совсем недавно, вздохнули воздух свободы. Свалили всем миром, большевистского монстра, распустили КГБ. И, угорев от свободы, как зэк после долгой отсидки, начали беспредельничать. А молодая российская демократия выродилась непонятно во что, а там помимо бывшей партийной номенклатуры и новых демократов и диссидентов во власть поперла и уголовщина. И некоторые губернаторы и президенты окраинных республик запросто могли иметь в прошлом по три срока. И теперь не станут цацкаться с тобой за твои идеи укладывая в психушку, или содержать за казенный счет на Лубянке или в Лефортово или другой полит зоне. Зарежут и все, или киллер башку отстрелит. Пока Сергей пытался наладить издательский бизнес в Питере, много пришлось увидеть и услышать. С коллегами и конкурентами расправлялись подчас весьма жестоко.
Пока мысли на тему «за державу обидно» продолжали терзать желчный пузырь заставляя его отравлять организм черной желчью, конвой упрямо продолжал движение. В светлеющем предутреннем сумраке успокаивающе рокотали дизеля трех теплоходов и двух речных толкачей движущих вперед баржи, на которых в обнимку с «калашом» за мешками с песком через ноктовизоры вглядывались в темноту часовые. Одна баржа шла в голове колонны, вторая ее замыкала. Курбатов сидел в обнимку с АКМом на носу среднего сухогруза, укрывшись под брезентовым пологом от сырого, ночного ветерка гуляющего по реке. И хоть он удачно схоронился между контейнеров с гуманитаркой, и из под брезента высовывалась только голова, порывы промозглого ветра долетали и сюда. Думая обо всем этом абсурде называемом по привычке - политикой, Сергей курил, привычно зажав самокрутку в кулак, глядя на темную Бельскую воду и проплывающую в темноте «зеленку». Теперь после ужаса чеченской бойни многие называют лес «зеленкой», в душе многих поселился страх перед ней. В «зеленке» может сидеть снайпер, разглядывающий через перекрестье прицела твой затылок в отличную швейцарскую оптику, может сидеть шайка малолетних преступников, жаждущих твоей крови и имущества, а может и совершающий автономный рейд чеченский или татарский отряд какого-нибудь полевого командира, который совсем недавно был каким-нибудь парторгом, детским писателем или председателем колхоза.
Постепенно мысли перешли к свежим еще дорожным впечатлениям, сколько раз его арестовывали, однажды чуть не поставили к стенке чебоксарские менты, приняв из-за сильной небритости за чеченца. Продвигаясь по стране все дальше, он с недоумением, и растерянностью видел всюду одно и то же. Народ, низведенный до состояния быдла, забитый и затеррорезированный и бандитами и милицией, продолжающий влачить жалкое существование, привыкший молчать, утираться и костерить тихонько на кухоньке начальство с правительством. За семьдесят лет отученный бунтовать и совершать в пьяном угаре революции. Повывели бунтарей, перестреляли или сгноили на Колыме, да по психушкам всех непокорных, трезво и хоть сколько-то самостоятельно мыслящих. Все кто и при советской власти смог пробраться к власти, хоть небольшой, депутатской и сейчас были деятелями каких-нибудь фронтов национального освобождения, заседали в меджлисах, курултаях. К власти, к рулю пришли, иуды, прохиндеи, горлопаны всех мастей и расцветок. Армией командовали престарелые штабные идиоты, которых вместо суда, и тюрьмы отправляли в академии и военные училища. Те в академиях зубрили, а вызубрив. Жили и служили по уставу. В упор, не видя дедовщины, тупо командовали разложившимися недоукомплектованными полками и дивизиями исполняя спускаемые сверху циркуляры и приказы пришедших к власти горлопанов.
Когда он, продав в Питере свое дело, собирался вернуться в родной городок, Урал считался местом спокойным. Но пока он пробирался через образовывающиеся словно раковые метастазы на теле России на его глазах республики Вологодскую, Ярославскую, Костромскую. Эмиссары из Ичкерии разожгли «джихад» в Татарстане. Великая Булгария, провозглашенная в украшенных арабской вязью залах Казанского дворца Шаймий – Галла. Отстроенном на месте взорванного казанского кремля. Силами арабских и западно-украинских наемных отрядов проглотила Удмуртию, юг Кировской области и несколько районов на северо-западе Башкирии. Пока Великая Булгария вела священную борьбу за освобождение районов населенных этническими татарами, все молчали, но после нескольких отбитых русскими десантниками попыток Экспедиционного корпуса Шамиля Басаева взять Волжск, находящийся уже на территории Марийской республики. Мировое сообщество зашумело, зашипело по всем сайтам, телеканалам и радиостанциям обеспокоенное и раздраженное опасным разрастанием Булгарии. Финляндия ввела в Мари – Эл находящуюся с ними в дальнем родстве своих миротворцев. В Чебоксарах он первый раз услышал в свой адрес, «русская свинья». Дальше было еще хуже, до русской базы в Волжске, Сергей добирался как европеец по пустыне населенной злыми берберами. Сколько раз его били молодчики в вошедших в моду расшитых национальными орнаментами тюбетейках. Дважды распаленная пропагандой чеченских и турецких эмиссаров толпа, чуть не забила его камнями, хорошо что в юности он занимался легкой атлетикой и через заборы нескольких кварталов перелетел в несколько минут оторвавшись от погони. На его глазах перерезали горло, несчастному и похоже немного сумасшедшему бомжу. На всем его пути всегда было много патрулей где военных и ментовских, а где татарских в тюбетейках, реже русских националистов, последние выглядели красивее всех, в новеньких не обмятых камуфляжах со множеством шевронов, но при первых же выстрелах рассыпавшихся в разные стороны как зайцы, если конечно этих горе - патриотов не сопровождал наряд милиции с автоматчиками. Смешанные патрули попадались не менее часто, но порядка от этих патрулей занимающихся поборами и избиениями расово неполноценных, либо неверных, а чаще всего просто не местных, больше не становилось. Часто среди страха, боли от щедро раздаваемых патрулями ударов «демократизатором», прикладом либо просто пинков тяжелыми армейскими бутсами, его охватывало недоумение, до какой же поры можно терпеть весь этот бардак. До каких пор русские будут отступать с освоенных, цивилизованных, застроенных, обжитых территорий, оставлять прущей с юга нечисти города с заводами, нефтехранилищами и нефтегазопроводами, оружие и боевую технику, коммуникации, ресурсы. Наконец, что самое обидное и страшное - людей, строивших и обслуживающих все это. На поругание, бесчестие и смерть оставлены миллионы русских. Оставлены правительством розовощеких демократов как жертвенные барашки, дабы задобрить волчицу сыто взирающую на покоренный Кавказ с зеленого знамени Ичкерии. Сколько еще продажные, скудоумные, корыстные и жестокие подонки будут распродавать и раздаривать государственное достояние, нажитое непосильным трудом десятков поколений россиян?..
Попав на базу в Волжске, Сергей слава богу сохранивший все свои документы, успел в последний момент завербоваться в охрану уходящего в Бирск речного конвоя. Который в шутку по аналогии с северными конвоями второй мировой назвали караван ЁП – 13.
В Бирске Сергея ждала старенькая мать, которую он не видел уже десять лет. Ей хотелось еще понянчить внуков. В начале девяностых, когда страна, будто нагишом в ледяную воду, нырнула в рынок, он неплохо начал, сделав начальный капитал, и открыв средней руки полиграфическую фирму. Но потом все большую долю прибыли начала съедать ментовская и бандитская крыша. А конкурентов и знакомых бизнесменов начали отстреливать то одного то другого. Да и устал он, в конце концов, если честно, быть дойной коровой для продажных и бестолковых ментов, спонсировать войны мафиозных группировок, в постоянных сражениях которых теперь уже используют гранатометы и тяжелые крупнокалиберные пулеметы. Обрыдло. Ему уже под сорок, а стабильности в жизни никакой. Бирск, тихий, спокойный, утопающий в зелени садов и парков казался теперь ему маленьким земным раем. Только нужно добраться, доплыть, дойти, доползти. Обнять старенькую мать. Посидеть за домашним столом, с бутылочкой запотевшей бирской водки, окруженной тарелками с маринованными огурцами, грибами и помидорами, тонко порезанным соленым салом с розовыми прожилочками, картошкой в мундире, квашенной капустой. Всем тем что он уже несколько лет не видел. Только быстро суп и сухпай. Покурить спокойно на скамеечке под яблоней. Купить или собрать из металлолома на каком-нибудь колхозном стане тракторишко, завести пасеку, коровку и пару хрюшек, насадить картошки и жить можно. Смешно он снова как солдат первогодок мечтал поесть, нет, вкусить домашней пищи. Насладиться ею, прижавшись спиной к натопленной печке. А не к теплотрассе в обществе бомжей и таких же как он беженцев.

16.07.1997г. утро 9:34. город Бирск. русский анклав на Южном Урале.
Хочу сказать тост господа!
За Россию! Которую мы не потеряли!
Александр Заярнюк
Просыпался он трудно, и просыпаться не хотелось вовсе. А надо. Мочевой пузырь, властно требовал, что бы его опорожнили. И – «горели трубы». Кроме того, в крохотных сенках, где он обитал, в это утро стояла жуткая духота. Хотя сени когда - то планировались как тёплые. Но за прошедшие со времени постройки дома десятилетия, мыши растащили всю паклю, проели множество ходов и жаркое полуденное солнце, словно лазерные лучи на технодискотеке, сквозь пыльный воздух причудливо освещало обиталище Георгиева. Вольфрам возлежал на жестких нарах собственноручно сколоченных неделю тому, на тонком матраце закинутом шинелью.
Крохотные два на три метра сенки, вмещали небольшой столик, так же сколоченный из досок, и пристроенный к стенке рядом с «кроватью» Вольки.
Со стороны переулка, разогнав остатки дремы, послышалось пьяное завывание.
– По полю танки грахата-а-ли. Со-о-олдаты шли в по-о-следний бой…
По крыльцу прогромыхали шаги и в дверь Волькиных сенок заколотили
- Эй, Волька, ты живой там? Или с бабой?
- Да живой, живой. Заходи Никола!
Вольфраму подумалось что какая к черту может быть баба когда за убийцей того горца наверное уже гоняются и следаки и его родственники. Не мог он уничтожив одну человеческую жизнь тут же пытаться сотворить другую.
Ввалившись в небольшое пространство сенок, Никола сразу и густо заполнил оставшийся объем ароматом свежака и своей высокой несуразной фигурой в мешковатом засаленном камуфляже. Задорно глянув на Вольфрама, начал доставать из-за пазухи одну за одной бутылки с водкой, портвейном и пивом, плавленые сырки, кисет с табаком и две своих фирменных, фамильных граненых рюмки. Бутылок Вольфрам, насчитал шесть штук, как он их допер-то! Видимо как и шахиды в московском да питерском метро с заткнутыми за брючные ремни гранатами и пластидом рассованным по карманам.
- Вот, блин! Гуляем!
Угнездившись поудобнее на своем насесте, протерев глаза Волька оглядел с головы до ног странную инопланетянско - гуманоидную фигуру Кипятковского. Под два метра, худой но жилистый, горбящийся от постоянного сидения за компьютером, в очках десять раз ломанных, причем два раза Вольфрамом, но потом Николиными стараниями при помощи паяльника, проволочек, жвачки и какой то матери каждый раз восстанавливаемых. Драные кеды на босу ногу. Порванная на ляжке камуфлированная брючина «заштопана» проволокой. Белая изоляция которой, смотрелась словно какой-то дикий аксельбант гвардейца королевства Мумбо – Юмбо. Над правым клапаном нагрудного кармана камуфлированный китель Кипятковского был украшен странной медалью. На булавке болтался какой-то серый медальон, приглядевшись, он прочел - «служебная собака овчарка». Не выдержав Волька хохоча выбежал во двор. Отлив, вернувшись в сени вновь взгромоздился по турецки на своем насесте. Никола уже протирал стопки. Накинув на плечи свой изрядно помятый, когда-то парадный вэвэшный китель, больше смахивающий на куртку от советской школьной формы, только зеленого цвета, натягивая, засаленные на ляжках брюки спросил:
- Ну ты в натуре – Кипяток! Ты где баламут, такую медаль отхватил?
- Ты чё, не помнишь? - Никола скосил глаза на Вольфрама, начав мусолить расползающуюся самокрутку. – Ты же сам, ею меня и наградил позавчера! Мы ещё с Пашкой поспорили на ящик водки, что я полгода её, не снимая, носить буду.
- Блин, непомню! – Запустив пятерню в свою нечесаную, косматую шевелюру, Вольфрам дико повращав глазами силясь вспомнить, махнув рукой решив не насиловать неопохмеленные мозги, прикрикнул на друга. – Ну чё, ты эту сигару свою, до вечера мусолить собрался? Наливай, давай!
- Яволь май фюрер! Ща набулькаю. А ты пока пару сигарильос скрути. – Занеся руку и так замерев коршуном над батареей бутылок дразнящих больное с утра сознание своей наполненностью «истиной», потому как приятели оба принимали за аксиому утверждение «Ин вино веритас», а потом уже принимали эту самую разноградусную «истину» внутрь, Никола как истинный джентльмен спросил.
- Сэр Вольфрам, что вы предпочитаете пить в это время суток? – Прищурив на секунду один глаз, Георгиев изрек. – Следуя аксиоме 1.2 что градус понижать не следует, начнем с пивка…
- Для рывка! – Подхватил Никола, хватая со стола бутылку пива. С ужасным скрежетом, откупорив бутылку зубами, передал Вольфраму.
Тот запрокинув бутылку задвигал кадыком, мыча от наслаждения пока Никола прикуривал быстро свернутую им «сигарильос». Вскоре оба чувствовали себя почти нормальными людьми. Никола уже поправивший с утра здоровье чекушкой и спешивший к другу словно врач – опохметолог наконец-то прикурил, а Георгиев довольно рыгнув, растянувшись на своих нарах с довольной улыбкой скручивая себе ещё одну самокрутку продолжил беседу.
- Слушай Никола, а где ты, позволь полюбопытствовать, с утра денег достал?
- Да так, двум местным олухам кое-что на компьютере сделал, да с трех аванс взял оно вот и булькает. – Прикладываясь к бутылке с пивом, отвечал Никола.
- В сети лазил?- Спросил щурясь от едкого дыма лезущего в глаза Волька.
- Угу-угу. – Не отрываясь от бутылки прогукал его собеседник.
- Но-но не присасывайся, дай-ка я ещё горлушко промочу. – Передав другу бутылку Никола сбивчиво заговорил.
- Блин, полночи сидел в сети. Интернет - это сила! Там хоть новости можно узнать из разных источников. Нет сил больше Вольф, слушать это оголтелое вранье, дем прессы о «успехах рыночной экономики в России»!
- Никола потом ведь опять не расчитаешься, смотри отрежут тебе за неуплату телефон.
- Не отрежут. Я ж на халяву. За счет «обчества меча и орала»…
- Никола. Вышел в сеть на час ну на два, и хорош. Надо ведь и меру знать. Знаешь ведь что жадность фраера…
- Так ведь, тут Волька знаешь? Как с водкой получается! Думаешь чекушку купишь и хватит тебе на двоих. А в результате после пятой бутылки мордой в салат!
- Эт точно…

Из обращения Б.Н. Ельцина:

Три года страна стояла на краю пропасти... и вот наконец мы сделали
шаг вперед.

ИЗ ДНЕВНИКА ВОЛЬФРАМА ГЕОРГИЕВА.
«Для себя и своих потомков если им вообще когда-нибудь суждено появиться на свет я решил вести этот дневник, по крайней мере в нем не будет того официозного вранья что ушатами выливают на наши головы с голубых экранов и скупленных на корню радиостанций.
Советская Империя мучительно как все её генсеки кроме последнего, медленно, мучительно и страшно издыхала. Экономические и другие связи на просторах Рассеи Матушки терялись, дряхлое плановое производство работало все менее эффективно, управление буксовало. Анархия охватывала всё большие и больше регионы СССР.
Попытка развала Советского Союза в Беловежской пуще несколькими функционерами была кроваво пресечена генералом Тихомировым. Беловежских переговорщиков, изрядно помяв прикладами, продержали двое суток на гарнизонной гауптвахте. Шила в мешке не утаишь, мировое сообщество раздуло шикарный скандал, больше месяца весь мир пугали зверствами советской военщины. А зарвавшихся республиканских бонз под конвоем на военно–транспортном самолете доставили в Москву. Потом естественно спустили всё это на тормозах. Тихомирову повесили ещё одну звезду на погоны и сослали с повышением в Забайкалье. Переговорщиков президент СССР почесав свою лысенькую тыковку с камчаткой на лбу, (ох, правду в народе говорят Бог шельму метит!) через неделю выпустил, амнистировав из Лефортово. В феврале 92-го СССР всё равно развалился, расползся как пропревший матрац. Второй, ноябрьский путч, обошедшийся большой кровью, вымел остатки более-менее грамотного армейского руководства. На волне ноябрьского путча в команду Ельцина пролезла такая шваль и гнусь. Что большевиков перестали хаять, понятно стало, что круто вляпались, только во что? Кажется, до сих пор не поняли. Соратнички «первого демократического правителя России» оставили без работы целый отдел ЦРУ, которому ставились задачи по развалу СССР.
К концу 92-го беловежские переговорщики «короновались» президентами кто Великия, кто Малыя, кто Белыя Руси. Забызели и бывшие автономные республики подумывая о независимости но не спеша отваливаться от российской титьки.
Декларация о суверенитете Нохчиче, широко освещенная мировыми СМИ, стала той динамитной шашкой которая, рванув, своим резонансом развалила окончательно остатки единого государства. Дудаев возглавивший Чечню, не повторил ошибки Ельцина, который окружив себя иудами, прохиндеями, действительно сумасшедшими, выдававшими себя за диссидентов и демократов. Установив в Грозном военную диктатуру, он, сразу очистил свое окружение от всякой швали. Спаял доселе разобщенные партии и тэйпы. Превратив небольшую республику в плацдарм для ведения наступательной войны. А народы Кавказа отравил идеей суверенитета, развратив нахские и прочие народы примером Чечни. Обрубившей все связи с Москвой с 1 ноября 1991 года.

Первый президент РСФСР, потом Российской Федерации так и не оправился от шока полученного в Беловежье. Видимо какой-то злобный душара слишком сильно приложил дяде прикладом по черепу, да ещё его склонность к алкоголизму. Правя падающей, в бездну анархии и безвластья страной то, из больничной палаты в Горках – 9, то с борта президентского самолета, с коего регулярно совершая турне по Европам в нескольких аэропортах, смешно кувыркаясь по трапу, выпадал, смеша своими пьяными выходками весь мир. Переговорщик этот, прозванный в народе - «штабы понимаешь», люто возненавидев армию, развалил её на столько, на сколько успел. К началу Первой Чеченской Бойни, передав бразды правления премьер – министру, розовощекому, как молоденький поросеночек внучку героя Гражданской, получив гарантии личной безопасности тихо мирно стал доживать под надежной охраной барином в своих Горках. За год дерьмократизации России её вторым президентом, внуком красного командира отличившегося в карательных акциях во время Гражданской. Прославленного после неё, советского детского писателя, от неё как от таковой ничего не осталось. Все вернулось на круги своя, Московия и несколько русских анклавов по всей Евразии.
В 1996-м году, этот поросеночек вместе со своим «министром обороны» Сергеем Адамовичем Кобелевым. Подписал мирный договор с признанной на тот момент, только их шайкой толстомордых и рыжих «дерьмократов» Великой Эмирской Чеченской Республикой Ичкерия. Фактически отказавшись от Северного Кавказа и что самое страшное и от русских оставшихся там.
На растерзание, жирующих на чужой крови горцев, доящих как козу – Россию, было оставлено не только гражданское население, но и группировки войск брошенных без командования, денег, топлива, продовольствия на позициях у разрушенных чеченскими гранатометчиками и шахидами-камикадзе многоэтажек Ростова-на-Дону, Астрахани, Волгограда, Ставрополя, Краснодара. Только вслед за этим открыто и нагло Чечню начали поддерживать и дружить с ней свободной и независимой разбившей в пух и прах ненавистную Россию – проституирующие перед Западом Польша и незалежна Украина, Прибалтика. Москва превратилась как будто в отдельное государство, какой-то Сингапур, в котором большее хождение имели зеленые бумажки с изображениями американских президентов, чем свои деревянненькие. Обещающие в скором времени догнать по своей ценности керенки.
Мегаполис, жил своей жизнью не помня об остальной России в то самое время, как на бескрайних просторах царил причудливый бардак и беспорядок. Нефть и производные из неё исправно качались за границу, по построенным ещё при союзе нефтепроводам, добывалась вся таблица Менделеева – обогащая правительство и кучку олигархов. Продавалось всё и вся, мафия заменила коррумпированную милицию, преступные авторитеты имели власть на местах большую, чем местная администрация. А Гайдар – Голиков, провозгласив себя пожизненным президентом Российской Конфедерации, продолжил постановку ужастика в политическом театре абсурда, провозгласив в 97м свою новую программу действий, пойдя ещё дальше первого президента России, Беловежского переговорщика окончательно впавшего как Брежнев в маразм. Суть новой программы за заумными политологическими терминами и непроизносимыми словами, сводилась, к до боли знакомому: «Максимум свободы каждому индивидууму!»

А в по всей России начали мироточить тысячи и тысячи икон, ангелы и херувимы плакали перед великим горем захлестывающим, затапливающем страшным зеленым цунами Россию.
С 94 по 96-ой, вслед за средней Азией, Чечнёй – Ичкерией многие из бывших областей и автономных республик стали провозглашать суверенитет и независимость. Ибо как провозгласил великий отец новой российской демократии «штабы понимаешь» - берите мол независимости столько сколько сможете.
Сначала Якутия, Тыва, Великая Буддийская Республика Калмыкия, Независимая Республика Татарстан, – прогремели в новостях второй волной парадов суверенитетов.. Уплыл в Германию после референдума и вывода российских войск Калининград – Кёнигсберг, приютили проведя референдум сироту Сахалин японцы, скупив там все на корню по дешевке. Карелия, подумав заявила о суверенитете под фактическим протекторатом Финляндии. Смешно, то чего финны не смогли добиться в гражданскую и не удержали в отечественную, теперь само упало им в руки. Ностальгирующими по монархии и временам гражданской да группой офицеров из выведенной в чисто поле брошенной и забытой Западной Группы войск, была сляпана Омская Директория. В неё вошли кроме самой Омской, Свердловская, Челябинская, Курганская, Тюменская, Томская, Кемеровская области, Алтайский и Красноярские края, Иркутск и Чита. За ними в независимость как в неосвещенный подъезд со шпаной несмело шагнули Республика Башкортостан, Республика Бурятия, Республика Марий – Эл, Великая Северная Конфедерация, в которую вошли Ямало-Ненецкий, Долгано-Ненецкий, Ханты-Мансийский и Эвенкийский автономные округа. А за ними при широкой поддержке всяких фондов Соросов, ЦРУ, МИ - 6 и прочих Моссадов как грибы после дождя на лоскутной политической карте Евразии повылезли вовсе уж карликовые не на что не похожие Бантустаны. Вроде Пермского Буфера, Уральской Республики из трех городов на севере Казахстана и пяти райцентров Оренбургской области вновь ставшей как века назад форпостом России в Азии. Чеченцы устроившие по своей дикости второй Чернобыль под Волоградом, на территории вдвое если не в трое большей, были остановлены миротворцами и казаками вооруженными наконец то российскими демократами. Я благодарю бога, за свое спасение! Когда арабский экспедиционный корпус генерала Радуева ворвался на огромный химкомбинат в Аксарае, я уже добрался до Волгограда. Когда Аксарай шарахнул, аммиаком не хило воняло и в Волгограде. Каспий превратился в еще одно мертвое море, но это больших политиков не волновало ни сколько, по Каспию уже планировали прокладывать несколько нефтепроводов, чтобы качать сибирскую нефть в обход рушащейся и азартно воюющей в десятках гражданских войн России. Дальний Восток долго и азартно делят Япония, Китай и США. Прикармливая гуманитаркой, щедро поя спиртом. А ведь все знают, что в китайских учебниках истории и на картах большая часть Сибири закрашена в китайские цвета. Китайская армия копит силы, и составляет детальные по ротные планы, водрузить красные китайские флаги над временно оккупированными Россией территориями. Русские да и вообще все европеоиды начинают чувствовать в полной мере каково было индейцам Северной Америки. Великий и могучий, превратился в смердящий национализмами прочими самостийностями энд незалежностями сочащийся кровью узел, ненавидящих и задолжавших друг-другу анклавов. В Средней Азии вообще черт ногу сломит. Пока НАТО не расквартировало там пару десятков своих баз, кровавая вакханалия там набирала и набирала обороты. А на второй сотне независимых республик, ханств и эмиратов я вместе с Николой сбился, и плюнув перестал вести статистику. Идеальным государством провозглашается Швейцария, кучка независимых кантонов, спаянных железной волей религиозных фанатиков. Главными борцами за независимость и справедливость, благодаря проституированной демпрессе, задвинув на задворки истории Фиделя Кастро и Чегевару, стали Ахмад Шах Масуд, Джохар Дудаев и Усама Бен Ладен.»

Таки скоро прода????

16.07.1997г. утро 9:45. Бирский анклав. Река Белая.
Хочется плевать, но не время. Время начищать сапоги.
В. Бутусов.

Караван из Волжска вернулся на этот раз почти без потерь, пятеро убитых у Дюртюлей снайперами, по нынешним временам это нормально. Хотя давно ли стало нормальным списывать людей в расход как патроны!?! Жалко конечно ребят, но что же поделаешь. Сидя со стаканом чифира в своем любимом уголке, которое команда называла в шутку, но уважительно «место фюрера», капитан молча слушал как начальник конвоя он же военный комендант бирского укрепрайона расхаживая по небольшой кают компании эртэшки костерит на чем свет стоит чинуш из штаба обороны Восточного направления.
- Уроды что они нам насовали в суматохе!
Капитан хмыкнул вспомнив как они заканчивали погрузку в порту Волжска, последней крупной базы сил самообороны Российской Конфедерации на восточных рубежах, под начавшимся минометным обстрелом татарвы.
« - Слух конечно корежит здорово. РУССКУЮ армию, перемолотившую в разное время несколько раз всю Европу, пол Азии и треть Африки теперь в угоду политикам-проституткам, назвали, вернее, обозвали силами самообороны! Как в Японии после второй мировой. Да! Просрали Третью мировую. Холодная война кончилась, со счетом один - ноль в пользу Америки. Теперь когда еще утремся, когда подымимся с колен? Дожить бы, до тех пор когда америкосам по соплям надают, и в Нью-йоркщине колбаса по талонам будет». - Глядя на мечущегося как рысь в клетке Воронцова, успокаивая себя чифиром гоняя во рту конфету думал Карамыч. Всю жизнь проработавший паромщиком, и думать не думавший что под старость лет придется водить по Белой вооруженные конвои. Отродясь в этих местах кроме какого-нибудь медведя шатуна забредшего из пермской тайги или перепившегося до «белочки» колхозника с охотничьим ружьем опасней ничего не было. А начальник конвоя Воронцов, в своих советских очках чем-то смахивающий на их земляка певца Шевчука, продолжал во все корки материть командование.
- В Бирске, снарядов для ста пятидесяти миллиметровых пушек осталось на один два хороших боя, а они мне семидесяти шести миллиметровых четыре контейнера втюхали. Как я ими из ста пятидесяти миллиметровок стрелять должен? Да еще подсунули два контейнера КПВТшного боеприпаса. А у нас в городе всего один БТР и два БРДМа, и то один БТР у ментов, а у тех свое командование, свое снабжение, помощи от них ждать не приходится. Как татарские колонны на трассе потрошить, они первые. А как полевые командиры из зеленки начинают наседать. Так их, хер допросишься, чтоб помогли отбиться. Ходовую как раскурочат на своем бэтэре к нам на завод в рембригаду волокут. Вместо медикаментов, контейнер презервативов имеем – умники ядрена кочерыга! Главврач мне всю плешь переест. Ладно хоть минометы теперь, будет чем «прокормить». С патронами и то обосрались, жиже и вонючей не бывает, наверно половина цинков, я так посмотрел в контейнерах калибра 7,62 а мы как честные сволочи в прошлом годе полностью перешли на 5,45. Ладно хоть пять сотен трофейных 7,62 не успели передать с последним конвоем в арсенал Восточного направления.
- Ты все ревел, что взрывчатки нету, дали?
- Дали. Половину района заминируем на хер, перестанут духи ходить в городе как у себя дома. До города то, ещё много идти?
- Три поворота и элеватор видно будет. – Помолчав и подумав о чем-то своем, стянув с головы черный общевойсковой берет Воронцов повернулся к Карамычу .
- Карамыч, ну ты как думаешь, эти хреновы татарские рэйнджеры еще сунутся? Больно уж мы спокойно идем, тьфу – тьфу конечно…
- Не знаю. Это ты у нас тут военный. Тебе лучше знать. А мое дело знать фарватер.
- Возле города уже почти. Может не полезут…
- Может и не полезут, а вот из минометов или еще как… Подляну какую запросто устроят.
Через час когда горизонт на востоке начал светлеть, и видимость стала приличной, несмотря на легкий туман, головная баржа, словно споткнувшись замерла на месте. Идущий следом сухогруз чуть было не столкнулся с замершей вдруг на месте баржей, уткнувшейся носом во что-то. Хорошо, что рулевой сухогруза вовремя успел заметить странное поведение головной баржи, погасил скорость, сообщил по рации о ЧП остальным кораблям. Корабли конвоя, двигавшиеся против течения, теперь медленно отрабатывали назад, точнее они по-прежнему плыли вперед, но со скоростью чуть меньшей, чем скорость течения. Через минуту, когда в клюзах загремели якоря, из-за холма и зарослей ивняка, тянущихся вдоль берега, по кораблям конвоя открыли огонь. С ближнего господствующего над Белой холма бил миномет, из прибрежного ивняка стреляли из станкового гранатомета, строчили десятки автоматов и несколько пулеметов, зеленые плети трассеров потянулись к сухогрузам. Зачвиркали по корабельному железу рикошеты, начали биться стекла иллюминаторов и ходовой рубки.
- Огонь с левого борта! Полундра! – Карамыч, исцарапанный осколками стекла, сидя на полу орал во всю глотку не хуже всякого рупора. Воронцов, протрещав стальными набойками на подошвах берцов по трапам, не обращая внимания на свистящие вокруг пули, командовал.
– Разведгруппу на высадку. Мухобойкой по берегу беглым.

16.07.1997г. утро 11.42. город Бирск. русский анклав на Южном Урале.
- Волька, слушай, блин! Я ж тебе главный прикол не рассказал… - Никола начал рыться за подкладом своего кителя, и вскоре достал оттуда пистолет Макарова. С рукоятки пистолета свисал шнурок, коим это в недавнем прошлом, табельное ментовское оружие должно было бы сейчас прикреплено к кобуре. С пьяной гордостью Кипяток потряс им в воздухе и пафосно как в голливудском боевике положил на стол, рядом с пепельницей.
- Под утро уже, вылез из сети, курить охота. Делать нечего, пошел за куревом в центр, смотрю, через парк мент ползет. В дымину пьяный. Ползет самым настоящим образом – на четвереньках! Глаза мутные, изо рта слюни вожжой. Я смотрю, кобура с пуза свешивается, у этого не то старлея, не то капитана. Подошел, посмотрел, никого кругом вроде нет. Светало… Пнул ему пару раз со всем нашим удовольствием в дыню, наверное, челюсть я ему своротил на бок капитально. Хватаюсь за кобуру… Тяжеленькая! Явно не с соленым огурцом. Короче, пистолет срезал, обойму с кобуры прихватил и валить!
- Чинариков то насобирал? – Покачиваясь уже и в сидячем положении, спросил Вольфрам.
- Ну естественно! Пистолет спрятал и на остановку, пару горстей набрал, распотрошил, просушил. Мы б с тобой сейчас и не курили! Сидели бы с опухшими ушами, как слоны.
- Да просто привыкли мы к блатным фильтрованным сигаретам, Малябра там или Верблюд этот американский, самосад уже западло курить стало. Ничего! Еще полгодика и татары нам совсем дорогу перекроют, и в Златоуст и в Тольятти. Вот тогда под ихи аллахакбарские вопли, в окопах и самосаду за счастье покурить будет.
- Вольф! Да какие на хер окопы?! Ты же сам видел. В городе только, менты в здании РОВД забаррикадировавшись, сидят, как в крепости. На кольцо к КПМу с ОМОНОМ этим рязанским грёбанным выползут, автопоезда пощипают и обратно в берлогу. Да остатки батальона самообороны, со своими двумя десятками переломанных Т – 70, разрываются между элеватором, Прогрессом и нефтебазой. К зиме после демобилизации эти танкисты уже и элеватор удержать не смогут.
- Кто-то должен Коля город защищать…
- Конечно должен, только кто? Коммерсанты, которые через Уфу и Златоуст в Екатеринбург за шмотками и жратвой мотаются. Или беженцы, которые уже все коллективные сады вокруг города заселили.
- Ладно, хорош пока о политике. Наливай давай!
Никола, достав из ведра с холодной родниковой водой последнюю бутылку водки, тяжело вздохнув, свинтив крышку налил в обе рюмки. Вольфрам провозгласил дежурный тост.
- Ну! Желаю, чтобы все!..
- Давай!
После этого невеселого разговора о политике проклятущей, настроение было поднятое выпитым, немного попортилось. Вольфрам достав из под свернутой шинели короткий кургузый АКСМУ сказал; - Ладно, я пока автомат почищу, а ты пока радио что ли включи.
- Ага. – Никола потянулся к пришпиленному отверткой над столиком радиоприемнику. Из радио захрипел Шевчук.
Родина! Еду я на родину.
Пусть кричат уродина.
А она нам нравится.
Спящая красавица,
К сволочи доверчива.
Она к нам – тра-ля-ля
Ля-ля-ля, ля-ля-ля-ля.
Эй! Начальник!!!
Поморщившись, Никола покрутил ручку настройки. Песня как пенопластом по стеклу, полоснула по сердцу. Найдя какую то волну, он тяжело плюхнулся обратно на стул. На этот раз передавали выпуск новостей, в котором, заведомо они оба это знали ничего хорошего для них русскоязычных, нет. Дикторша с казанской Европы плюс с легким татарским акцентом интимно сообщала.
- Вчера в окрестностях города Чайковский, колонна липецкого ОМОНа, была уничтожена отрядом полевого командира Исмаила Магомедова. По неподтвержденным данным. В бою длившемся более двух часов, булгарские повстанцы, понесли незначительные потери. Как заявил в своем интервью корреспонденту CNN Исмаил Магомедов, раненные бойцы в ближайшее время будут направлены на лечение латвийскую Юрмалу.
- Волька! Ты смотри эти гады уже и не скрывают что повязаны как мокрушники!
- Никола, а че ты удивляешся?! Если в какой то из прибалтийских столиц, проспект Космонавтов переименовали в проспект Джохара Дудаева.
- Козлы!!! – С перекошенным от злобы лицом, Никола выключил радио и потянулся к бутылке с плещущимся на донышке успокоительным.

16.07.1997г. утро 10.47. Бирский анклав. Река Белая.
Очень скоро все было кончено. Отряд был небольшой, около взвода бросив миномет, раненных и убитых, остатки боевиков растворились в зеленке. Миномет, два десятка автоматов и поврежденный мухобойкой АГС доставили на баржу, в последнюю очередь перевезли пятнадцать трупов боевиков. Когда обезображенные скорострельной пушкой и попаданием пуль со смещенным центром тяжести тела осматривал Воронцов. Некоторые еще хрипели, пуская кровавую пену перерезанным горлом. Разведчики отворачиваясь курили, делая вид что они совершенно без понятия, где это боевики успели себе заработать улыбочку от уха до уха. Воронцов и не собирался их отчитывать, хотя как командиру ему следовало бы пресекать эту средневековую жестокость. Да только к чему этот культур-мультур? Не находил он в себе сил. Ребята просто мстили. Что ж, око за око, двое из пятерых убитых у Дюртюлей были из их взвода. Чеченский ли татарский ли снайпер, стрелял жестоко - в пах. Он сам держал голову одного из подстрелянных, они умирали не сразу, несколько минут истекая кровью, орали благим матом. Нервно смоля Приму Воронцов прохаживался вдоль укрытых брезентом останков врага, из под брезента торчали добротные новые берцы, глянув на свои латанные перелатанные старые зло сплюнул. Хотелось выть от этого вселенского сволочизма. У боевиков все было лучше, новенькое оружие со всех стран мира, спутниковая связь да вон даже обмундирование и жратва у них и то лучше. Он посмотрел как худой и бледный солдатик, со смешным прозвищем Макарена, достает из трофейного сидора консервы с красивыми заграничными этикетками. На всех убитых был новенький турецкий камуфляж. НАТОвский, четырехцветной расцветки, берцы вон тоже английские, у каждого в карманах кроме удостоверений на арабском с цветными полароидными фотографиями от пятисот до двух тысяч баксов. А что у нас? Калаш, два рожка, по две лимонки. Две старых советских полевых рации с дохлыми аккумуляторами. На большинстве бойцов драный камуфляж, да и то треть как махновцы какие. Кто в советской пэшухе, кто в афганке, кто в застиранной и выгоревшей стекляшке, а кто и в трофейном натовском камуфляже, с аккуратно заштопанными дырками от пуль и осколков. Бойцы перебирали трофеи, все равно делать пока было нечего. Слышался нервный смех, так всегда бывает после боя, начинается разрядка. Спрессованная боем нервная энергия начинает выходить, ребята или неудержимо беспорядочно и без остановки начинают говорить, либо начинается вот такой нервный смех. Это еще ничего, после Волжска, все были вообще не свои. Когда караван уже отваливал. Чечены откатившиеся, для очередной подляны, подорвали цистерну с хлором. Их зацепило только краем, хорошо что весь личный состав был укрыт внутри помещений кораблей конвоя, а не на позициях снаружи. Траванулись бы капитально. Когда окутанная постепенно рассеивающимся облаком отравы база осталась позади, казалось что они уходят в далекую колонию великой империи которая со дня на день захлебнется в крови междоусобиц и окончательно рухнет под напором варваров. Он видел, как разворовывается то, что должно направляться в гарнизоны и форпосты, как палили из пистолетов друг в друга интенданты, деля контейнеры с армейским обмундированием. Еще бы! Камуфляж самая надежная и модная по нынешним временам одежда, и судя по всему, из моды не выйдет еще ох как не скоро. Да и достать ее сейчас довольно легко. В конце концов, отбросив атавистические предрассудки можно раздеть и мертвого. Русского ли солдата, арабского ли легионера. Свою миссию Воронцов выполнил, сказав старшине разведчиков.
- Ладно, давайте тут дальше сами. Только аккуратно! И смотрите мне!.. Чтоб потом базаров не было!..
Шагая к рубке он спиной чувствовал взгляды этих парней, в его присутствии им все таки было неудобно становится теми, кем их сделала эта война затеянная не ими. Лишь немногие шейхи, сенаторы и правозащитники знали о причинах и главное целях той вакханалии что воцарилась на просторах Евразии. А его парням нужно было выживать и как-то устраивать свой быт, свою жизнь. То, что они служат по контракту это номинально. Им в лучшем случае заплатят, четверть заработанного и то с одуренной задержкой. Остальное будет положено в банки под проценты офицерами финансового управления сил самообороны Российской Конфедерации. Или просто присвоено кем-нибудь из власть имущих. А кушать хочется не только сухпаи, и кашу. Да и выпить нужно обязательно, глядя на все это дерьмо в здравом уме и трезвой памяти не долго и умишком тронуться. Командир ушел и началось самое интересное, Старшина Серегин пошелестел зелененькими, пошевелил губами калькулируя что-то в уме и выдал каждому по тысяче баксов. Еще часть уйдет в общий котел, на пропой и нормальную жратву. Ну и еще часть придется сдать в финчасть, чтобы не начали подозревать в мародерстве. Жаль что командир у них честный, отказался брать предложенную ему десятину. Майор Воронцов у нас честный потому и сидит в этом гарнизоне. Воюя на голом энтузиазме и тупом упрямстве.
Дальше отрезали уши, причем только правые, раз они считали себя правоверными, и еще чтобы их не заподозрили в обмане.
И среди разведчиков каравана были мусульмане, но эти парни были из местных, они выросли в Бирске вместе с другими такими же парнями служащими в гарнизоне или батрачащими на местных предпринимателей - буржуинов. Они не были одурманены пропагандой эмиссаров из Ичкерии, Турции, Афганистана. Да и не действовала на них эта пропаганда. На большинство. Они выросли в действительно многонациональном городе и воспитаны были в советское время, и какие никакие моральные устои в себе сохранили. Меньшинство уже обнашивало новый натовский камуфляж, на территории множества татарских тренировочных лагерей…

16.07.1997г. 13.45. город Бирск. русский анклав на Южном Урале.
Когда Никола дозрел и его как обычно потянуло к бабам, хотя это значило что максимум через полчаса он будет храпеть дома или в трезвяке. На предложение пойти по лебедям, Вольф отверг. Не то настроение. Еще минут пять слышно было как Кипятковский ревет на всю улицу.
- Звезды молчат. И приказ вперед! Это мой борт, я его пилот. Яркие фишки магнитных карт. Я звездный патруль разрешите мне старт!
Ушел Никола плохо что соображая, дежурная песня, ярче всего об этом говорила. Всегда так, как Никола заревел дурным голосом про космический патруль, то все, «Клиент дозревает! Будь готов!» Вольф скрутив еще одну тартаргу, закурил чувствуя наваливающуюся сонную тяжесть всего выпитого, чувствуя что вот-вот вырубится, убрал автомат в тайник, выдолбленный в трухлявой стенке сеней, и сжавшись как обычно в позу эмбриона погрузился в сон.
…Мозг заработал лихорадочно перебирая варианты спасения. И пришла спасительная мысль. Предохранитель! Он забыл снять автомат с предохранителя! Большой палец привычно лег на планку переводчика огня, потянуть его вниз, в положение для стрельбы одиночными.
АК больно ударил в плечо. Пуля, калибра 7,62мм проделав входное отверстие в левой глазнице, легионера размешав мозги в кашу, вынесла их кровавым фонтаном из разлетевшегося бритого затылка. Тупо подумалось, вспомнив про изуродованное лицо Вондика - «Око за око!»
Через минуту, просочившись в спасительную метровую дыру под забором, он улепетывал во все корки подальше от этого ужаса. Спина немела, ожидая каждую секунду между лопаток пули какой-нибудь биатлонистки из Прибалтики или Украины. Он бежал от клубящейся взрывами освещаемой пожарами части вверх, углубляясь в кирпичные мавзолеи огромного мусульманского кладбища.
К полудню, обогнув по дуге татарские кварталы, одурев в конец от жары, пыли и страха нарваться на отряд чеченцев, он вышел к подсобному хозяйству их части. Затаившись в кустах на другой стороне арыка, он присмотрелся и понял что зря сюда шел. Среди нескольких корявых саманных сараев вяло дымил черный остов ГАЗ – 66, из ближайшего к Вольфраму сарая были слышны какие то сдавленные визги, возня и несколько задорных гортанных голосов. Потом из темного проема двери словно баскетбольный мяч вылетела окровавленная голова, стало ясно что в сарае резали вовсе не свиней, только сейчас Георгиев разглядел в тени сарая еще несколько голов. Внутри все похолодело при мысли о том что бы с ним было, выйди он к сараям открыто. Из-за угла жилого барака выглядывал капот с надписью Jeep.
Просидев в кустах у арыка до темноты, в каком то ступоре, полностью опустошенный, и раздавленный - он понял. Здесь его теперь ничего не держит. Отцы командиры – половина была вырезана в своих домах и общаге, в той самой хрущевке что через дорогу от части. Другая половина погибла со своими солдатами, пытаясь добраться до обстреливаемого из всех видов стрелкового оружия КПП, чтобы достать из сейфа кобуру со сраным Макаровым и хоть несколько рожков к автомату.
Избавленный хотя бы от жажды он сидел в зеленке у арыка, наблюдая как горцы хозяйничают на территории подсобного хозяйства, режут свиней, пинают хохоча отрезанные головы солдат и прапорщиков, мерзко гогочут. Одного чумазого солдатика они оставили в живых и тот полупарализованный от страха, впавший от пережитого в ступор выполнял как робот для них всю грязную работу. Вечером, когда жара спала, эти «бойцы за веру и независимость Великой Ичкерии», выпустили несчастного свинопаса в пустыню. Устроив для себя небольшое сафари, гоняя его между барханов на джипе.
Он зажимал руками уши, и скрежетал зубами не в силах слышать вопли несчастного свинопаса.
Разум и чувства исчезли, все его жалкое существо заполнил первобытный зверь. В этой кровавой бане им теперь управлял только инстинкт самосохранения. Но и такие отчаявшиеся одинокие молодые щенята, могут стать опасными, когда их начинают травить. Когда джип надолго пропал в барханах, оставив автомат в кустах, вымазавшись в грязи с одним штык ножом он пополз к свинарнику, где единственный коротышка чеченец, жарил шашлыки, запах которого сводил Вольку с ума.
Он подкрался к нему сзади, и тот видимо своим звериным чутьем почуяв неладное или услышав шуршание песка, потянулся к портупее со Стечкиным, выпучивая глаза. Еще сильнее они выпучились на его бородатом лице когда лезвие штык ножа вошло под скатавшуюся бородёнку, в его короткую шею. Воткнув нож Влад и провернув его, иступленно принялся пинать кирзачами завалившегося противника, и пинал пока тот не перестал шевелится. Пинал со всей мочи, вкладывая весь свой страх, боль и пережитый ужас последней ночи. Вытащив нож, он принялся обшаривать территорию подсобки. Нашлись два цинка патронов и короткий кургузый АКСМУ, принадлежавший видимо прирезанному им коротышке, и подсумок с длинными рожками от РПК. Магазины были полными. Это сразу придало ему сил и уверенности. Еще он снял с убитого портупею со Стечкиным, и двумя осколочными Ф-1 или попросту лимонками. Когда джип с «охотниками» возвращался по извилистой пыльной колее, Влад занял позицию…

17.07.1997. 10:00 город Бирск Русский Анклав на Южном Урале. Портовый пояс укреплений
Сергей с комом в горле смотрел на родной город. Впечатление от встречи с родным городом было сильнее, чем когда Сергей последний раз был в Бирске. Внутри все рыдало, и сотрясалось. И небо плакало вместе с ним. Курбатов стоял у открытого люка и вода хлеща по лицу, смывала казалось все дорожные злоключения. Жив курилка! Постарел конечно, триста с лишним возраст изрядный!.. Деревянные дома-бараки отстроенные ещё пленными немцами, у церкви вон купол совсем облез, но частные домишки лепящиеся по косогорам и холмам, в которых в основном жили пенсионеры, выглядели несколько даже кокетливо на общем фоне. Как деревенская бабуля, на собрание в сельсовете накинувшая поверх старой фуфайки пестрый китайский платок в драконах и цветах.
Теплоходы пришвартовались у двух мощных пирсов построенных во времена застоя. Видимо, чтобы оправдать звание портового города. Хотя по отдельным начатым проектам на Бирск у советского правительства были определенные виды. В заделе уже был и международного класса аэропорт, и железобетонный мост через Белую. И строительство еще нескольких оборонных заводов помимо завода «Прогресс» выпускавшего что то такое секретное. Главным недостатком было отсутствие в ста километрах в любую сторону железных дорог. Только автомобильная трасса республиканского значения. От того и не спешили со строительством аэропорта и моста в Бирске. А потом союз начал рушится, и всем стало вовсе не до строительства. С большим азартом начали рушить, ломать и делить. Словно властьпридержащие воплощают в жизнь, единственно доступную для понимания их заплывшим жиром мозгам «доктрину» Шарикова из булгаковского «Собачьего сердца»: «Всё взять, и поделить!» Так по сию пору и делят. А народ как поет Шевчук, из хозяина империи, превратился в сироту. Сергею, не терпелось пройдя по застроенным еще при Александре III улицам поскорее увидеть мать. Но он все-таки пока, как никак, был человеком служивым, тем более, рядом уже кидали жребий, какому взводу оставаться сегодня на барже в карауле. Пока баржа дожидается своей очереди на разгрузку у главного пирса, где уже скрипел натруженными механизмами напоминающий Сергею динозавра, польский портовый кран, с сохранившейся вывеской «ТАКRAF» выдергивая из трюма сухогруза контейнеры с пищей войны - боеприпасами.
Ну и конечно по закону подлости выпало стоять в карауле его взводу. Все его просьбы и увещевания, попытки подмениться с кем-нибудь, из сходящих на берег, ни к чему не привели.
«Ведь пережрутся сегодня все как свиньи! А я мать не могу увидеть. Что за вселенский сволочизм то такой!?!»

17.07.1997. 11:23 город Бирск Русский Анклав на Южном Урале.
- Да-а, пять лет назад мне казалось,
что на этой стране можно ставить крест
и скоро вместо огромной реинкарнации
древнеегипетского фараонства под названием СССР
останется три-четыре десятка
голодных и ненавидящих друг-друга осколочков.
Роман Злотников «Виват император!»
Гроза бушевавшая над городом все утро унеслась на север. Мелкий дождь побрызгал еще некоторое время, а когда он стих, Вольфрам в открытую дверь сенок увидел Николу, с быстротой бывшего спортсмена-ориентировщика топает по длинному и извилистому переулку к его обиталищу. Вид у него этим вымытым дождем утром был изрядно помятый, но трезвый. Все, запой надо было кончать. Хотя по нынешним меркам это разве запой!? Так, три дня попили маленько, и все! Люди вон годами не просыхают. Как союз рухнул, так и квасят, опохмеляются и снова квасят. Хотя какие это уже к черту люди. Люди заняты вопросами насущными. Главным вопросом - как выжить? А может это и не люди уже, а так, людишки, человеки, накипь человеческая?..
Как у Стругацких: «Жрущая и размножающаяся протоплазма!»
Вольф, с мрачным видом сидя за столом, слушал в пол уха новости по радио. Об нескольких очередных взорвавшихся в самых неожиданных местах шахидах, об «освободительных» рейдах татарских полевых командиров. Морщился, слушал и прочищал мозги чифиром.
Когда в широком но низком дверном проеме возник, с похмелья сильнее обычного горбящийся Никола, Волька залез на нары, освобождая другу единственный стул. Водрузил на стол пепельницу. И начал мять пальцами кусок газеты – под «сигарильос». Но первый вопрос Николы после рукопожатия загнал Вольку удивил.
- Вольф, а ты знаешь что где-то под городом находятся две реликвии? Знаменитая Золотая баба зарыта где то в катакомбах под Соколком… А еще крест воеводы Коня…
- По фигу мне сейчас Никола до реликвий.
- Меня больше волнует Никола другое. Как долго, просуществует наш Бирск в нынешнем своем состоянии?
- Не знаю. Может долго, а может и нет. – с наслаждением прикуривая цигарку, меланхолично дернув плечом Кипяток.
- И станет он Бёрё – аулы, либо под башкирской либо под татарской оккупацией. А русские, нашедшие здесь хоть не какое то время островок относительной стабильности и относительного порядка, покатятся дальше. Куда? В Тюмень, в Тольятти или в Нижний Новгород? На хер они там никому не нужны, своих уже хватает! В Тюмени вон я слышал от пацанов, всех беженцев грузят в товарняки и интернируют в Челябинск или Екатеринбург.
- Ну и что ты предлагаешь? – И взбеленившийся Волька брякнул, от злости то что вертелось у него последнее время в голове.
- А Веймарскую республику предлагаю. Поиграть в парламент, устроить пивной путч, поставить своего человека. Фюрера ли, императора, или военного диктатора. – Лицо Николая отразило давно не посещавшее его выражение усиленной мыслительной деятельности.
- Первое и третье не подойдет. Фюреров у нас вон и на северном Урале и в Перми хватает, только они эти фюреры быстро появляются и исчезают, оставляя после себя переполненные кладбища и массовые захоронения. И Колчака, Военного Диктатора не забыли на Урале еще. Вволю он здесь кровушкой залился.
- Но-но Алексан Василича не трож. Начитался большевистской истории о белогвардейских зверствах! А я о большевицких почитал. И от стариков раскулаченных наслушался. Кинули Колчака, свадебным генералом он был Никола. А за его спиной, ворье всех мастей, золото в Харбин переправляло, продавало все и вся. Пока тифозные солдатики от краснопузых отбивались с их продразверстками. То ж самое, что сейчас на Северном Кавказе и по всей России творится. Хотя ты прав! Титул военного диктатора не проканает.
- Тогда методом исключения остается император. Только откуда его родить. – В голове Вольфрама будто что-то щелкнуло. Он пока на уровне не совсем понятных ощущений и обрывков мыслей, кажется, начал понимать, в каком направлении нужно мыслить и что нужно делать.
- А императором мы провозгласим потомка последнего легитимного представителя российской имперской власти в Бирске. Коль монархия, так власть по наследству передается, правильно?
- Ну. – Увлекшись предложенной другом игрой разума, Никола присел на краешек стула вполоборота к собеседнику как он это всегда делал, выложив на стол кисет, и стал внимать развитию мысли Вольфрама. В такой позе Никола начинал смахивать на депутата гос думы еще той, что при государе императоре Николае II была, только по недоразумению одетого вместо цивильного с накрахмаленными манжетами и воротничком в засаленный и грязный камуфляж.
- Император будет так сказать лицом светским. Мы, создадим теневой кабинет министров, защищенный от покушений и тлетворного влияния славы и популярности, ежели такая вообще будет. Можно ведь кончить и чем-нибудь вроде Нюрнбергского процесса или Гаагского трибунала. А то и просто, поборники демократии выведут в чисто поле и поставят к стенке…
- И будет у нас Бирская Империя… - В задумчивости пробормотал Николай, криво улыбнувшись армейской шутке Вольки. Вольфрам хитро на него взглянул и вдохновенно продолжил.
- А почему нет! Зачем велосипед изобретать?! Пусть так и будет. Во времена Российской империи, Бирский уезд занимал территорию всей северной Башкирии, то есть тогда Уфимской губернии. Эти границы и будем считать первоначальными границами молодой просвещенной конституционной монархии. А это уже по площади среднее европейское государство навроде Люксембурга или Лихтенштейна.
- У империи должны быть колонии. – Возразил Никола слюнявя корявую козью ногу.
- Да. И сырьевые базы в этих колониях. А Белорецкий анклав, фактически оккупированный наполовину башкирскими ОМОНами и спецназами, наполовину занятый российскими силами самообороны, челябинскими милиционерами и выведенными из Сибири с Кавказа воинскими частями. Выброшенными из Средней Азии последними соглашениями проститутки Гайдара с американцами станет нашим, ежели приложить к этому соответствующие усилия.
- Нашим это чьим? – Ехидно блеснув глазами за очками, покосился Никола.
- Нашим это имперским! Губернией Бирской империи.
- Знаешь Волька, пофантазировать я конечно очень люблю, но… Как то все сыро. И надумано. Кто пойдет вслед за такой абсурдной идеей, создания империи, да еще во время такого бардака и развала? Да и где взять денег для нового пивного путча.
- А ты вспомни Никола. Контуженый ефрейтор Шикльгрубер и съехавший с катушек от обучения экстерном Ульянов – Ленин запросто протолкнули в жизнь еще более абсурдные идеи. И какие химеры нагромоздили на политической карте мира! А мы чем хуже? - Сделав пару мощных затяжек Никола махнул рукой.
- А давай попробуем! Даже если не получится, то все равно натолкаем Америке с ее планом развала России палок в колеса. Пусть у цэрэушников изжога начнется от нашей империи.
- Ну значит решено! Строим БИРСКУЮ ИМПЕРИЮ!!! – Торжественно провозгласил Вольфрам. Звякнули граненые стаканы с янтарного цвета чаем. И… В крохотных сенках повисло напряженное молчание.
- А ведь я о чем-то подобном думал. Только у меня дальше Ворфоломеевской ночи для зажравшейся номенклатуры и ментов не шло. До такого глобального я в своих умствованиях не зашел.
Вольфрам что-то быстро пишущий в замусоленной тетрадке, отвлекся.
- Слушай Никола, а что все-таки подтолкнуло тебя поддержать мою фантазию?
- Эх, парень! Знаешь, сколько ночей глядя на монитор, я думал, трудно, тяжело думал. Что же стало с нашей Родиной? С Великой, могучей державной Россией. Куда она подевалась? И вот в последние дни начал осознавать, что Родины то и не стало у нас. Осталось физическое пространство. От Калининграда можно считать до архипелага Александра на Аляске. Там тоже с тоской по Великой России казаки живут. А в сакральном смысле - родины то уже и нет! Фикция одна. Лично мне, когда я слушаю любого нынешнего российского политика, журналиста ли, режет слух, они все говорят «в этой стране». Как будто у них у всех двойное гражданство или уже получена виза в Израиль или США. Они с презрением относятся к «этой стране» насосавшись от которой, как энцефалитные клещи, все никак не могут отвалиться. А уж слово родина, у них звучит на столько фальшиво, что блевать хочется, глядя на их лоснящиеся ряшки.
- Ладно Никола не кипятись. Хочешь я тебе радио включу, сейчас там как раз или религиозная проповедь или о демократических ценностях рассуждают – может вырвет. Полегчает.
- Да ладно. Проехали. Только кровь охота пустить этим борцам за демократические ценности и их прихвостням-полицаям, ОМОНам и прочим ментам.
- Ну, тут ты погорячился. Есть ведь и хорошие менты, те кто в самом деле преступников ловит, убийц да насильников.
- А я Волька к ним как мужик в том анекдоте, что золотую рыбку поймал, отношусь. И тоже имею одно желание, чтоб по реке мимо меня, все менты в гробах плыли. Хорошие в хороших, плохие в плохих!

Из дневника Вольфрама Георгиева.
В общем в тот день мы много и долго говорили с Николой. И тяжело было перейти от пустой и бесполезной ругани демократов и олигархов к реальным шагам, решениям и действиям. Причем Никола оправдывающий целиком и полностью свою фамилию Кипятковский, все торопился и рвался пустить кровяку и устроить кровавую баню. Сам в таковой, не разу не побывав. Мне за глаза хватило того, что я понюхал в предбаннике Чеченской Бойни. Николе не терпелось, он рвался залезть на крышу что повыше, с винтовкой, и пострелять в ментов. По какому совпадению я включил радио, кажется на волне «Маяка». Там как раз пел наш зёма Юра Шевчук про террориста Ивана Помидорова. Николе эта песня Достоевского рок-музыки мозги немного кажется прочистила. А далее мы начали работать мозгами, как проклятые. На то чтобы сформулировать свою идею, Гитлеру понадобилось посидеть годок за рукописью «Майн кампф» в тюрьме, нам неделя. Неделя в бегах. Из-за убитого мною азера, поднялась настоящая буча, рассвирепели сами понаехавшие совсем недавно выжатые из Уфы и Челябинска азербайджанцы, засуетилась вдруг милиция не иначе получившая мзду.
Вечером, я вышел проветрится на Соколок. С высокой горы открывается прекрасный вид на реку, Забелье, и так сказать исторический Бирск. Город и в самом деле казался Белой крепостью на высоком правом берегу реки. Справа если смотреть с Соколка – Соколиной горы, высокая, серая коробка элеватора, как крепость вздымалась с берега к небу, единственным бирским «небоскребом», почти сровнявшись по высоте со старинным Михайло – Архангельским храмом стоящим тут же, на Галкиной горе, диссонирующим пузатой, облезлой шапкой купола, с техногенной, геометрической правильностью элеватора.
Элеватор словно подросток акселерат дерзко возвышался над пузатеньким старичком храмом. И каждый хранил свое архитектурное достоинство. Лично мне этот странный ансамбль напоминал стоящего в задумчивости нескладного, двухметрового баскетболиста грезящего о забрасываемых под восторженные вопли болельщиков с середины зала трех очковых и сидящего рядом на комоде с гармошкой попа расстригу, наяривающего матерные частушки.
А если посмотреть с Соколка налево, вверх по течению. Внизу под горой откроется местная Венеция. Нет ну на первый взгляд, конечно типичное российское гетто, но по весне в половодье – Венеция.
Камешник. Рыбацкий квартал, лепящийся хибарками у подножия Соколка и тянущийся вдоль берега Белой. Пожалуй, единственным достижением цивилизации здесь после электричества, является проведенный, да и то не везде, асфальт. Когда его не было, по страхолюдным улочкам не рисковали ездить и трактора. Помнится ждали один раз лета, полгода, пока грязь подсохет, чтобы вытащить съехавший кубарем по размытому родником склону трактор. Вытащили, раму без кабины и колес. И хоть было это еще в застойные советские времена, но не нашли - ни колес, ни кабины, ни двигателя. И вроде бы вот он весь Камешник, с горы как на ладони, куча хибарок, лепящихся на гору что ласточкины гнезда. А ни шиша не нашли! Да и не рисковала милиция сюда без прикрытия десятка автоматчиков заглядывать. А участкового здесь и вообще отродясь не видывали. Обычные дела. Вольница. Человеку в погонах привет! Финку в бок, колесо от трактора проволокой к ногам и в реку! А если не порежут то морду набьют за всё! Дальше Камешника располагался на покатом склоне дачный кооператив Коммунаров. Теперь это уже была не коммуна, теперь здесь жил своей загадочной жизнью Шанхай. В течении последних нескольких лет, дачный массив заселили беженцы с юга. Город не мог вместить такое количества беженцев, бродяг, беглых уголовников и прочего пришлого рванья, которое и на Камешнике не прижилось. У кого не было документов и денег, но было желание выжить. Постепенно пришлых выдавили как гной за город. Как русские выдавили негров с Брайтон Бич. Последняя попытка навести порядок, то есть, выселить Шанхай, была предпринята, помнится, год назад. Но к тому времени в Шанхае была уже своя власть и свои порядки. Милицейскую «буханку» просто обстреляли из пулемета. Шанхай жил своей страшной жизнью, по закону джунглей. Здесь не было электричества и газа, сюда не выезжали по вызову врачи и пожарные. Так что палёной водкой травились на смерть десятками, при пожаре сгорало сразу по нескольку десятков халуп. И ничего, Шанхай существовал дальше. И если по городу я ходил безоружный, а по Камешнику шел пряча автомат под шинелью, дабы не вводить во искушение стукачей. То, шагая по Шанхаю, вешал автомат на плечо или держал в руках, чтобы дать сразу, если что, прикладом в зубы. Вообще Шанхай походил больше всего на пригород, захваченный бойцами Нестора Ивановича Махно. Пушек, конечно, не было, но миномет и несколько АГСов имелось. Что и являлось иммунитетом от зачистки Шанхая бирскими ментами. Над аккуратным домиком, стоящим на вершине подъема, на самом косогоре, на опушке соснового бора весело развивался на вольном Бельском ветру веселый Роджер, хаза пахана «всия Шанхай» ничего не скажешь, располагалась в хорошем месте. А какой еще флаг могли вывесить шанхачики, так в городе называли обитателей этой злачной окраины. Оружие, наркота, проститутки всего этого здесь было предостаточное количество, как я с Николой уже успел убедится. И хотя от местных «феечек» запросто можно было подхватить самое экзотическое венерическое заболевание. А при случае могли угостить и клофелином, но при оказии мы с Николой наведывались сюда.
Особенно хороши кореяночки… Хотя что кореянки, Берт вон мой одноклассник и негритянку невесть как сюда залетевшую было дело отодрал. Правда потом два месяца на антибиотиках сидел…
А еще я думал, что будет дальше? Когда мы разработаем этот сценарий, сначала захвата власти в городе, что, по сути, не так уж сложно. И удержания власти, а затем роста и развития нашей с Николой империи. Уже на этом этапе обывателю и законопослушному гражданину, по современному – лоху, живущему во мне, становилось страшновато думая о стопке тетрадей свернутых в рулон и спрятанных в стене в нашем схроне, где вместе с тетрадями хранилось и наше с Николой оружие. Для еще одного фантастического романа это было уже чересчур, в этих материалах уже было мало от боевой фантастики. Это были разведданные, и компромат на нас с Николой. Статью уголовного кодекса о призывах к свержению существующего строя никто не отменял. А по законам военного времени приговор будет одним… Это если попадемся ментам. Которые похоже, в последние полгода, просто положили на город с прибором, занимаясь своими делами. Местные менты доили южан торговцев фруктами и различных косоглазых торгующих китайским шмотьём. Рязанский ОМОН доил транспортные конвои идущие с севера на юг, из Булгарии в Уфу. В основном везущие пиво из Набережных Челнов, минеральную воду из Мензелинска разлитую со скважин у скотомогильников. И прочую, другую жратву, не еду, на 90% состоящую из сои, красителей, и пищевых добавок. А из Уфы на север шло сырье, скот, зерно, цветной металл, сталь, и много чего. Ведь никто не проверяет опломбированные фуры, на КПМ «рубят капусту». Причем особо торопящиеся автокараваны высылают немного впереди себя бронированный джип с рельсой на переднем бампере и тот слегка притормозив выбрасывает под ноги человека с палочкой пачку долларов. И милиционер, сделав ручкой к фуражке пропускает колонну без задержки. Таких «срочных» колонн проходит через бирский КПМ по два по три в сутки. Что там может быть? Да все что угодно от бронетехники, до ядерных боеголовок!»
Когда я возвращался не спеша в своё обиталище, то повернув с Чеверева разбитой грузовиками постоянно возящими здесь лес увидел сидящую под одной из трех рябин сгорбленную легко узнаваемую не смотря на вечерний сумрак фигуру Николы. Увидев меня он поднялся и нервно озираясь прошипел
- Пошли быстрее к Лёве. Шухер грандиозный начался. Валить надо по быстрому из города.
До Лёвы соседа моего, спустится надо было не более чем на сто, двести метров.
Лёва уже был практически готов. А что ему особо готовиться, если он постоянно, большую часть года кормится рыбалкой. И всегда готов сорваться на рыбалку или сдриснуть из Бирска от ментов.
Высокий крепко сбитый мужичонка с располагающей добродушной улыбкой, шагнул своей знакомой прыгающей походкой из калитки им навстречу. И шепнул:
- Ну чё? Вы готовы? Берите второй рюкзак с лодкой и потопали. Спустимся на Камешник а там решим куда дальше.
- Никола, ты бери пока Левин рюкзак, а я нырну к себе стволы прихвачу и бумаги. Лева, а крупа, соль, табак, спички у тебя есть? Хватит нам на троих по первой то? – Лёва утвердительно кивнул, нетерпеливо переминаясь. Ему тоже не светило попадаться под милицейский шмон. Как пить дать, загребут или свидетелем или подельником запишут. Да еще ломать как обычно начнут, куда там гестапо! Мол возьми на себя еще пару дел… А как истинный анархист власть Лёва не переваривал ни в каком виде. Да и на хрена такая власть?! Что сейчас, что при Гитлере! При Шикльгрубере то старики рассказывают порядку поболе было… Могли посадить и за незарегистрированное нарезное ружье, и за просроченные документы на гладкостволку. Поэтому он решил, когда к нему прибежал запыхавшийся Никола, что лучше с нами отсидеться где-нибудь на природе, а там видно будет.
- Тогда вы пока закоулками двигайте к Яру. Я вас или догоню или там ждите полчаса. Потом топайте к Солянке. Если к утру не появлюсь значит всё погорел!
- Пошёл ты в жопу! Типун тебе на язык. Давай по бырому, на Яру ждём. – Зашипел Никола поправляя лямки круглого, раздувшегося от впиханной в него надувной резиновой лодки рюкзака. Взяв весла и топоры он легко двинулись вниз по овражку на Мушникова, на Подгорную и к Яру.
Пробежав Лёвин двор я перемахнул через забор, когда на нашу улицу свернула автомашина, по визгу тормозов мне сразу стало ясно, что уазик этот ментовской. Характерный такой визг тормозов, хорошо запоминающийся вместе с последующим «массажем» «демократизатором» когда поддатый возвращаешься домой…
Нырнув в темные сени, я закрыл дверь, задержит она блюстителей всего то на пару секунд, пока пару раз пнут своими рифлеными бутсами-гадами. Мне этого вполне должно хватить. Толкнув плечом дальнюю стенку сеней под нарами, я выдавил свою заначку с тетрадями и нашими с Николой стволами. Да еще открылся достаточный проход чтобы пролезть самому. Из-за того что на мне была шинель пришлось выдохнуть и как угрю протискиваться стараясь не шуметь. В ночной тишине послышался скрип открываемых ворот. «Ментозавры пожаловали по твою душу Вольф!» подумал я, в кровь хлынул адреналин. Я рванулся и стараясь не зашипеть подхватив стволы и тетради стараясь не трещать кустами через соседскую малину волчьими скачками метнулся в низ к оврагу. В овраге то они меня хер по такой темени поймают!
Когда я сдерживая сбившееся дыхание, пробежал согнувшись по бешено плодоносящим в этом году помидорам, перелез через забор и начал спускаться в темное, влажное, от испарений текущего по его дну ручья слух резанул окрик забежавшего за дом автоматчика: - Э мля? А ну стоять падла? Стрелять буду! – ломкий голос пришедшего на сучью службу в ментовку деревенского марийчёнка только раззадорил меня, сильный фонарь, вспыхнув, осветил куст сирени. Вспомнился бородатый анекдот:
- Стой стреляю!
- Стою!
- Стреляю!
А я уже съезжал на пятой точке по веткам и прелой листве к самому ручью. Огородами выбрался на Подгорную. Отдышался, в разросшихся кленовых зарослях. Тетради с планами переворота в отдельно взятом населенном пункте в нагрудный, внутренний карман шинели, которая на спине уже промокла от пота вместе с тельняшкой и кителем. Ремень с пистолетной кобурой нацепил на себя. Пока возился с ремнем, по Соколиной улице в самом низу перед пересечением с Подгорной больше похожей на овраг, заваленный ветками, хламом залитом помоями раздалось шлепанье ментовских гадов, бряцанье антабок АКМСУ, и сбивчивое дыхание. Глаза уже привыкли к темноте, осторожно сняв с предохранителя свой автомат, стал ждать. Двое ментов в черных кожаных куртках и черных беретах увешанных сверх меры всякой символикой как Рязанской так и башкирской выбежав на ровную дорогу оказались на линии огня. Затаив дыхание, я сидел в зарослях невидимый для них на расстоянии десяти пятнадцати метров. Терять мне уже было нечего, одна мокруха или три, уже без разницы, а так хоть избавлю мир от двух ссукот продажных. Кислород сэкономлю!
Бесшумно и плавно передвинув, переводчик огня на стрельбу очередями, нажав на спусковой крючок, повел, радостно забившимся автоматом из стороны в сторону. Пожалуй, слишком длинная очередь получилась, едва не пол магазина извёл на двух омоновцев. Оба повалились сразу, держа автомат перед собой рванулся вперед. Пришлось щурится, огненный цветок всего несколько секунд плясавший на дульном срезе ствола довольно сильно ослепил. Лежат, один еще булькает, простреленным горлом или перебитой ключицей, елозит.
Переводчик огня чуть вверх – контрольный в голову. «Мизерекордиа» - яти этих сучьих омоновцев-опричников в пень трухлявый! Дрожащими от волнения, как бы к охотникам на него не подоспело подкрепление, вспомнил. Мизерекордиа – это название кинжала которым добивали изувеченных рыцарей. Пожалуй, не очень то подходит для этих сволочей давящих как полицаи свой же народ за деньги, шлюх, и выпивку. Да возможность побеспредельничать на вверенной территории!
Хотя… Присмотревшись увидел что на кожаном погончике одного из убитых смутно желтели две звездочки. Лейтенант. Офицер. Противник все же должен быть достоин уважения. Грамотно воюющий. Сильный противник. Иначе ты его боишься.
Собрав автоматы и удостоверения убитых, я порысил дальше. На Яру мужики ждут!
Эти олухи сидели возле магазина на Яру, на бревнышке не таясь и курили! Пофигу им и облава в городе, и прочие опасности! И вообще весь шухер по барабану! Отдав им добытые только что ментовские автоматы, махнул рукой вперед. Не отвечая на их вопросы. Через пятнадцать минут быстрой ходьбы по дороге петляющей по берегу мы уже прошли Камешник. По весне эту дорогу заливает, и местные обитатели передвигаются на лодках либо по размешанным грузовиками и тракторами колеям и тропинкам у подножия двух больших холмов облепленных хибарами. Ветер разогнал тучи и выглянула растущая луна освещая колею по которой мы продолжали топать. Впереди Лёва, за ним пыхтел тяжелее всех нагруженный Никола, а замыкал наше молчаливое шествие я. Приходилось бдительно оглядываться как по сторонам так и назад. Кто угодно мог соблазнится поклажей и содержимым карманов трех мужичков топающих среди ночи по береговой дороге. Но из черты города вышли без происшествий. Миновали Шанхай, который бесновался сверху, освещеный огнями костров. Пьяные крики и вопли дерущихся, визги и матерная брань женской половины этого гетто почти заглушали бухтение дизель-генераторов, в Шанхае не было ни электричества, ни водопровода.. Кроме пары пустых винных бутылок прилетевших с горы нам похоже этой ночью ничто здесь не угрожало. Крутой, высокий глинистый склон, почти обрыв, с выходами песчаника не поддавался заселению. А у подножия под постоянными оползнями шанхайчики хоронили обитателей своей вольницы. Немного жутковато смотрелись деревянные православные кресты, а по большей части просто палки с прибитой фанеркой, а где и без неё. Следующей весной, в разлив, неглубоко прикопанные трупы унесет разливом и вытянувшееся под горой кладбище освободится. Чтобы к осеннему разливу наполнится вновь…

18.07.1997. 8:44 Окрестности деревни Камышинка. Мохнатка. Русский Анклав на Южном Урале.

- Ну вот мы и прибыли. - Сказал первым Вольфрам, завидев в постепенно рассеивающемся туманном утреннем мареве едва заметный холмик под молодым дубом, под которым была искусно скрыта землянка. - Кто пойдёт за дровами? – Ухмыляясь, спросил Лёва, прекрасно зная, как вымотались его попутчики, прошагавшие по ведомым только ему тропам почти без перекуров всю ночь.
– Перекурим сначала. – Пропыхтел Никола, снимая с плеч опостылевший за время пути рюкзак с лодкой и садясь рядом прямо на росистую траву.
Не смотря на усталость, Вольф, сбросив свой рюкзак первым полез в земляку, дверь была полуоткрыта. Похоже, что тут до них кто-то побывал. Опасения его подтвердил и заглянувший следом Лёва. Пропала большая часть оставленных в последнее посещение землянки Лёвой припасов. У него это осталось еще с того времени когда он охотился в тайге, не смотря на нынешние сволочные времена, в тайге еще оставляют в землянках и зимниках необходимый набор для выживания. Как-то соль, спички, рыболовные снасти, немного круп, заварка, табак.
На тот случай если заблудившийся ли, беглый ли человек или иной какой робинзон не окочурился с голоду, добравшись до жилища.
Обозрев внутреннее устройство землянки Вольфрам, увидел что отсутствует большая железная буржуйка, только сиротливо торчит уходящая в потолок асбестовая труба.
- Гниды! – С чувством изрёк Лёва. – Буржуйку скорее всего на тракторе упёрли. Иначе её отсюда хрен до дороги допрёшь! Значит Вовка Ламбада из Костарёво тут замазан.
- Думаешь? – Пробухтел где-то сзади Никола.
- Да в натуре он! Точно тебе говорю! Кроме него на двадцать километров никого на тракторе больше нету!
- Порву гниду! – Лёва чуть не подпрыгивал от злобы.
- Ладно не кипятись. – Попробовал его успокоить Вольф.
- А я и не кипячусь, - тут же отшутился Лёва – Пусть Никола кипятится, у его и фамилия на это указывает…
- Без печи ночевать хреново, надо что-то думать. Помнишь, мы прошлый раз, когда здесь были, я привозил обломки печной плиты и железную задвижку на трубу? Вы их ещё на якоря не определили или в металлолом?
- Да нет, ты их как бросил в крапиву, так они там и валяются.
Когда солнце поднялось над дубняком вкотором пряталась землянка, землянка которая приняла уже вполне жилой вид. Стараниями Вольфама была возведена печурка, на которой уже варилась уха. Пока Волька возился с печью, таская глину с песком и собирая кирпичи, которые приходилось собирать по берегу, рыбаки использовали их вместо грузил для сетей, Никола с Лёвой успели накачать лодку и выставить сети.
Пока на печи заваривался чай, Вольфрам вышел на свежий воздух, вроде бы как посторожить, чтобы вдруг с какой проплывающей мимо лодки не обнаружили их прибежище. Усевшись на береговом откосе он положив автомат на колени смотрел на воду… Ни что так не успокаивает и не приводит в порядок чувства и мысли как стихия, бесконечно ведь можно смотреть как течет вода, горит огонь… И рефлекторно мозг вывез тупую казарменную шутку – и как работает другой человек! Тьфу! Противно! Но это как татуировка, сделал по молодости партак в армии, на зоне ли - и на всю жизнь, даже если сведешь, останется шрам.
Пальцы гладили ребристый пластик рукояти, взгляд упал на дульный тормоз компенсатор… «Вот и ты Вольф, стал таким вот тормозом компенсатором. Всего полгода помолотила тебя казарма кирзачами, да табуретами и превратился ты из философа в обычную серую скотинку, забитую, задавленную, запрессованную выродившейся, деградировавшей системой государства, армии. Где млин твоя философия? Остались только матерные проклятья да оскал, задроченного жизнью, молодого еще, «люмпена и маргинала». Именно так классифицировала их компанию бывшая жена Кипятковского, длинноногая фурия, в облике которой по мнению Вольфрама сплавились Патриция Каас, так как бывшая Колькина благоверная окончила еще как то функционирующий в Бирске пединститут, американская актриса Мерил Стрип, было у той в чертах лица что-то схожее, и Маша Распутина – ну тут проще всего, хоть и поставила Колькина женушка себе правильную речь и даже французский прононс освоила, а все равно блин осталась – потной, вульгарной деревенской кобылой из бураевской тайги!
Оружие придает мужчине силы и уверенности в себе.
Думал Вольф щелкая переводчиком огня.
Как там говорится? Раньше были слабые и сильные, а потом пришел полковник Кольт и всех уравнял! А что? Ведь благодаря хоть и недолгому пребыванию в армии, но он все-таки почувствовал себя мужчиной! Не в том обыденном житейском смысле, что поимел девку, на заднем сиденье папиного Москвича, а в другом более широком что ли. Он никогда не отличался богатырским здоровьем, и в школе и в путяге всегда был белой вороной из-за своей начитанности, и мечтательности, за что его или третировали или просто били, чаще конечно били. А он изворачивался как мог. Катался как колобок. Правда, в последнее время бока то ему пообгрызли, и он больше стал походить на черствую галету из армейского сухпая. Но не желал становится таким как все. Ему всегда казалось, что этим он признает окончательное и бесповоротное свое поражение перед противниками, перед тупостью, несправедливостью, невежеством, мерзостью, дикостью и варварством, Злом вообще! Он не хотел полной и безоговорочной капитуляции! Нужно было просто постоянно ВЫЖИВАТЬ! Думать и философствовать, всё чаще было просто некогда, труды по добыче хлеба насущного и эссенции хлебной, суть спирта отнимали большую часть времени.
Вот и вывезла кривая, сюда в землянку. И кто он теперь? Убийца, вор, бунтовщик, изменник?! А какая разница? Сейчас называют так, а потом и по-другому назовут.
Вон как Емелька Пугачев со своим другом башкирским повстанцем Салаваткой Юлаевым, до революции в учебниках истории России числились бунтовщиками, а после великой октябрьской стали борцами за свободу. Так что это бабка на двое сказала…

17.07.1997 Донская Республика. Окрестности города Шахты – 49.
В посадке на спуске к железной дороге нелепо скособочившись догорал БТР. Остатки маневренной группы замерев словно мыши затаившись за большой мусорной кучей ждали когда бронепоезд чеченцев уйдет. Странно что «чехи» не высадили группу быстрого реагирования. Хотя здесь на правобережье нарваться на чеченский бронепоезд захваченный или скорее переданный Чечне в качестве репараций правительством Гайдара после Хасавюртовского мира было полной неожиданностью. Да и откуда здесь под самым боком Ростова – на – Дону могли появится чечены? Значит «странный мир» кончился, не продлившись и года. А они и сами хороши, думал командир взвода капитан Иноземцев осторожно выглядывая из-за кучи, отстали от колонны, решили срезать путь, пересечь на БТРе железную дорогу. Когда возникший с севера бронепоезд шарахнул, по бэтэру из скорострельной пушки стоящей на второй платформе. Вон она хищно ворочается видимая сквозь тонкие стволы молодой лесопосадки. Со стороны серо-зеленой глыбы поезда показались несколько фигур в натовском камуфляже в черных беретах, деловито осмотревших уничтоженный бронетранспортер.
- Гвардия Дуды… - прошептал подползший к Иноземцеву командир третьего взвода лейтенант Полтарь.
Зло протрещали несколько коротких очередей. Иноземцев по звуку определил что гвардейцы вооружены новыми чеченскими пистолетами – пулеметами «Волк – 96М».
- Раненых добивают, гады! – Сквозь зубы процедил Полтарь. Иноземцев обернулся оглядел остатки своей маневренной группы.
Кирдык пришел его эскадрону смерти! Подмоги им ждать нечего, его группа всегда без связи уходила в одиночный рейд. Либо на мародерку, либо на зачистку… Никто их не хватится.
С оставшимся отделением, сидевшим на броне и успевшим спрыгнуть с бэтэра пока наводчик чеченец пристрелялся к такой большой мишени.
Семь человек. Из них, трое офицеров. Он сам, Полтарь, старлей Ашот Нерсесян с красным от бессильной злости лицом. С Ашотом они вместе заканчивали училище. В 93-м как раз перед началом чеченской войны.
Старший прапорщик Коломиец Сан Саныч, оружейник и сейчас шарит по разгрузке, считает магазины, прикидывает, на сколько минут хватит оставшихся патронов, если не дай бог, начнется бой. Старшина Левонов, маленький шустрый и злой армянин из Анапы. Старший сержант Кудрявцев прилаживающий ПКМ с другой от Иноземцева стороны мусорной кучи. И рядовой Котов. Все старички, прошли всю Бойню. И погибнуть здесь в двух трех километрах от базы группировки Сил самообороны будет просто обидно. Обобрав убитых, собрав оружие и все более-менее ценное и наверняка отрезав уши или ещё как поглумившись над убитыми, чеченцы убрались под защиту бронированных вагонов.
Ввязываться в бой против бронепоезда снаряженного кроме «Шилки» и пары КПВТ еще и 152мм пушкой, и везущего куда-то как минимум батальон дудаевских гвардейцев, остатку их маневренной группы было самоубийственно и глупо. Выжив, они смогут предупредить командование о прорыве чеченцев.
Постояв некоторое время, бронепоезд неспешно пополз, негромко постукивая на стыках на юг, к Шахтам. Тут в голову Иноземцеву пришла дельная мысль…
- Сан Саныч! – Обратился он прапорщику, перешедшему к ревизии своего вещмешка, в котором он помимо связки ушей как всегда таскал с собой патроны, инструмент и взрывчатку. Прапор зло зыркнул на командира.
- Сан Саныч, сколько взрывчатки осталось?
- Да ни хера почти не осталось, командир. – Усы пожилого прапора печально свисали вниз.
- Железку подорвать хватит? – Немного подумав, прапор кивнул.
- Хорошо, тогда ты Сан Саныч с Ашотом минируете путь, а мы пока похороним ребят.
- Паш. – Он посмотрел на Полтаря. - Ты в охранении. Смотри чтобы «чехи» не вернулись.
Через двадцать минут когда убитых засыпали землей недалеко от бэтээра, а Сан Саныч с Ашотом заложили всю оставшуюся взрывчатку под бетонные чушки шпал. Группа стала отходить в сторону базы. Вскоре сзади прогремел мощный взрыв. Теперь чеченский бронепоезд оказался в ловушке. Вперед ему ходу нет, все на пути к Ростову забито составами с войсками, а вернувшись назад, чурки долго будут возится, восстанавливая поврежденный путь. Вот тут то им и придет пирдык!
Иноземцев бежал предпоследним, в голове роились мысли. Если чечены снова открыли боевые действия. То разукомплектованные и демобилизованные части сил самообороны не смогут оказать сколько-нибудь серьезного сопротивления здесь в Ростове. Придется откатываться опять, чтобы не захлебнуться в собственной крови. Ставить новый «санитарный кордон». Только на этот раз где? У Саратова, Белгорода, Воронежа? И по сторонам не забывать смотреть, запросто можно налететь на растяжку или лягуху. Заминировали весь Кавказ, скоро без миноискателя посрать сходить нельзя будет!..

18.07.1997. 15:28 Окрестности деревни Камышинка. Мохнатка. Землянка. Русский Анклав на Южном Урале.

Света в землянке теперь хватало, Лёва изладил керосиновую лампу, и ужинали в сравнительном уюте, сидя на самодельных нарах приколоченных к стенам, опёршись локтями о столик удобно расположенный между ними. Этакое подземное купэ. Вольфрама рассмешила эта неожиданно пришедшая в голову аналогия. Он рассказал о ней своим спутникам, и вскоре они трое покатывались со смеху на жестких нарах, наверное, это уходило оставшееся напряжение. Всё таки что ни говори а драпали они из города изрядно перетрухав, как обычные уголовники. Хотя почему как? По номинально существующему но никем не исполняемому уголовному праву Российской Конфедерации, они и есть уголовники, притом особо опасные! Вспомнив об УК РК Вольфрам снова улыбнулся. Не более месяца назад Никола рассказывал ему по пьянке, об этом убогом уголовном праве, еще изрядно разбавленном, а то и прямо противоречащем и взаимоисключающем друг друга уголовном праве различного рода областей, краев, анклавов вроде Бирска и прочих независимых бантустанов составляющих Российскую Конфедерацию.
Н-да. Виду друг другу не показывали но на душе было поганенько, не от того что избавили мир от нескольких упырей в погонах, а поганенько было от мысли что теперь ни в коем разе нельзя им попадаться этой серой кодле в погонах и кокардах. Не дай боже арестуют!!! Амбец полный и наипоследний! Застенки СС и КГБ покажутся санаторием! Это просто смерть лютая страшная и затянувшаяся «на время следствия» а потом либо «попытка самоубийства» либо «при попытке к бегству» ну или банальная «сердечная недостаточность»… А скрываться всю жизнь по землянкам, деревням, хазам да малинам это не жизнь! Вольф высказал свои мысли и опасения. Никола естественно начал сразу закипать, что, мол, пока не повязали повалить как можно больше серых, тогда и помирать не жалко. И тут сорвался сам Вольфрам.
- Слыш Никола. Ты запарил уже своими угрозами ментам. Возьми да устрой им инквизицию!
- О! А что это мысль! Вот устроим вооруженный переворот и я им такую инквизицию устрою…
- Блин ну ты достал Никола! Ты не понимаешь меня совсем что ли?!! По-твоему получается что вся ментура враги рода человеческого?! Да нихера подобного, еще раз тебе говорю! Я конечно к мусорам любви никакой не питаю, но и там есть нормальные люди, которые не стали в натуре мусорами, мусором. А просто ра-бо-та-ют, понимаешь? Работают чтобы кормить свою жену и детей. Работают чтобы гражданское общество не захлебнулось в поножовщине, воровстве и убийствах. Немного таких честных ментов, согласен. Но не надо всех под одну гребёнку! К фашизму это ведет или к сталинизму, я не знаю. Ты и сам сейчас как нацист какой рассуждаешь! Тебе оно это все надо?..
Или ты как немецкий офицер перед колонной пленных советских солдат хочешь прохаживаясь со стеком спрашивать: - Коммисары и евреи шаг из строя! Расстрелять!

И ты не понимаешь! И похоже не желаешь понимать, что ТАКИМ твоим отношением ты уже сейчас выбиваешь почву у НАС из под ног!.. Ты уже заранее переписываешь и настраиваешь большой пласт социума ПРОТИВ НАС! Ставишь их по умолчанию в лагерь наших врагов! Похоже хреново ты историю своей любимой Польши читал…

Ну и какой ты к херам тогда деятель политический!?! Ты тогда вульгарный палачь под видом политической демагогии желающий свести личные счеты с исполнителями!.. Я тебе предлагаю изметить ВСЮ СИСТЕМУ! Ты же кроме жажды мести и жажды понтов со званиями и регалиями которые ещё и заслужить нужно выкупавшись и нахлебавшись крови и дерьма, своего и чужого! Значит ничего в нашей задумке с переворотом не видишь ты Николаос!.. Завоеватель мля народов!..

Глава 2. В Мохнатке
18.07.1997. 15:29 Окрестности деревни Камышинка. Мохнатка. Землянка. Русский Анклав на Южном Урале.

Вольф с Николой готовы уже были схватить друг друга за грудки да надавать по роже, или заехать по роже прикладом. Как их оборвал окрик Лёвы: - Тихо!
Парни замолкли и стало слышно как над ними низко-низко даже с потолка землянки от воя, рокота и гула посыпался песок всем находящимся в этом укрывище. Стало ясно, что над ними низко пролетает, либо падает самолёт.
Мухой выметнувшись наружу успели заметить хвост самолёта над верхушками осинника вымахавшего в заливных в весенний паводок низинах, тянущийся на запад в сторону скважин водозабора. И шлейф серо-чёрного дыма тянущийся за воздушной лоханкой. Практически одновременно произнесли. Вольф: - Стингером. Правый движок. Никола: - Амеры! Грузовой. Лёва: - Херакнется щас!
Переглянувшись, поправили ремни автоматов и, какой-то хищной волчьей рысцой потрусили в сторону скважин. Там рёв, вой, гул уже смолкли. Значит самолёт бывшего потенциального противника уже грюкнулся.
С неба начал сеять мелкий нудный дождь.
- Дождь походу обложной. Вон с гнилого угла с юго-запада тянет тучи. Значит по такой нелётной погоде хер кто сунется искать этого бедолагу американского упавшего нам подарочком Санта Клауса ихнего. Интересно вот только кто ж его Стингером то в нашей глуши приголубил?!. И далеко ли эти шутники со Стингерами?!. – Думал Вольфрам.

- Америкосы-ссуки! Падлы! Хоть одна жопа целая останется не дай то им их Яхве порву на флаг прародины великомлятанской!.. – Злобился дальше Никола, мерно труся в сторону падения самолёта между Лёвой и Вольфом.

- Интересно там у них виски есть или нет!?! Ящики виски!.. Много виски! В землянке пить не будем спалим сразу всей округе не пузырями так блевотиной окурками! Да песнями пьяными. Всей деревней можно будет загулять! В Костарёво или в Камышинку вот только податься!?!.. Все бабы наши будут! Пока мужики перепьются то!.. – Мысли Лёвы были более приземлёнными и практическими…

Самолёт, срубив мачту связи над домиком смотрителя скважин водозабора и повалив три тополя лежал носом в реке, раскидав в стороны отрубленные об толстенные тополя крылья.
- Транспортник. – Стерев ладонью стекающую по лицу дождевую воду буркнул Лёва.
Выпивая с Лёвой Вольф с Николой знали что тот сначала служил на каком засекреченном объекте в Сибири перед развалом СССР, потом сидел. Или наоборот. В том бардаке гребли всех. Когда Афган толком не закончился а Кавказ уже начался. Но, ни где именно служил, ни, за что сидел, даже от в дрезину пьяного Лёвы так добиться ничего и не удалось.
- А какая модель? – Сумничал Никола обращаясь к Лёве.
- Геркулес-херкулес! А я помню!?! Хабар пошукать надо!.. Ну и экипаж если жив зачистить…
- Как зачистить? У-убить что ли?.. – Никола от злости вдруг впал в другую крайность. Животный страх человека, не видевшего мертвых кроме как по телевизору, да в тырнете, не понятен тем кто уже походил по её краю, и убивавшим самим.
Из пролома в корпусе самолёта вывалилась фигурка человека. Парни залегли.
- Никола! Мля! Ты ж сам хотел ментам да оккупантам глаз на жопу натянуть!?! – Зло бросил Вольф.
- Да. Но я ж. Как то… Я даже не знаю. А вдруг там наёмные лётчики нашенские!?! – Промямлил охолонувший Кипятковский.
- О-о-о! Поплыл Николка!.. Скуксился что ль, как до дела то дошло?!. – Вроде бы и успокоительно но с такой мощной накачкой на «слабо» сказал Лёва.
- Наёмники не наёмники! Это пусть черти на том свете сортируют или Пётр у ворот рая… Доставай своего Макара и проконтролируй в голову вон того выпавшего! Лёва прикрой его. Да! Кстати у них пистолеты хорошие могут быть!.. – Подбадривая, толкнув в плечо локтем, подмигнул Кипятку Вольф. – Дезерт Игл или Беретта какая. Запупячий трофей! А я с хвостовой аппарели зайду. Посмотрю что там внутри. Всё! Пошли!